И девок косы молодые
Срезал для рыжих париков.
Вот как-то раз из каземата
Он шел по улице домой.
Лицо сияло как лопата,
Была ириска за щекой.
Мечтал он о добыче новой,
Смотреть под ноги недосуг,
И рухнул тушей стопудовой
В канализационный люк.
И больше нету его с нами —
Приватизирован червями.
Наш добрый знакомый
Мопассан изобразил «милого друга» – беспринципного журналиста, который делает карьеру аморальным способом, готов на бытовые мерзости, но в целом этот журналист не страшен. Противен он очень, но не отправит же вас милый друг на гильотину.
А добрый знакомый однажды отправит.
Когда мы произносим страшные слова ЧК – ОГПУ – НКВД – КГБ, то представляем себе жутких палачей: Ягоду, Ежова, Берию.
Недобрым словом поминаем основателя ЧК – Дзержинского, «пламенного рыцаря революции», но его идентифицировать с абсолютным злом сложнее – надо попутно развенчать миф о помощи беспризорным и т. д. Кстати, заявил о выходе из ЦК в связи с Кронштадтом, отказался стрелять в матросов. Словом, Дзержинский – это символ насилия, а конкретное зло воплощают именно эти изверги – Ягода, Ежов, Берия. Они ужасны – маньяки, вульгарные, необразованные, ненавидящие интеллигенцию, любящие унижать и мучить людей.
Любопытно здесь следующее.
Сталин придерживался политики ротации в руководстве карательными органами. На месте главного палача не засиживались.
Ягода руководил госбезопасностью всего лишь два года.
Ежов – полтора года.
Берия дольше, но его время – это время войны.
Реальным строителем аппарата госбезопасности является не Берия, тем более не Ежов, и совершенно не Ягода. Ежов ввел «разнарядки» на расстрелы, Ягода был первым, кто организовал «шарашки» и начал строить Беломорканал. Но это не принципиальная новация в общей конструкции.
Все они – убийцы, но совсем не они создавали репрессивную систему. Да и не мог бы балбес Ежов систему создать.
И Дзержинский не успел систему построить – он умер, отойдя от репрессивных дел, управляя ВСНХ.
Реальным строителем карательных органов Советской России был Вячеслав Рудольфович Менжинский.
Именно он организовал по миру агентурные сети и наладил работу осведомителей и стукачей по стране.
Все, что формировало наш страх и страх наших бабушек, – все эти ночные воронки и система доносов – это все разработано им, Вячеславом Рудольфовичем, человеком интеллигентным и внимательным.
Он был классическим интеллигентом, польским дворянином с петербургским университетским дипломом – ровно таким персонажем, каких мы очень сегодня жалуем: ни рыба ни мясо, больших идей нет, но весьма прогрессивен, подходящее образование, среднеарифметический литератор – публиковался под одной обложкой с Кузьминым, входил во все кружки и со всеми был хорош. И тут постоит, и здесь отметится и на вернисажи ходит, и рецензии пишет. Кажется нет его, он как дым незаметен – а он везде.
А потом вдруг оказывается, что его и в истории не заметили – а именно он и был главным.
Вот он и был главой карательных органов в течение девяти лет – самых главных лет, с 1926-го вплоть до 1934 года. А реально раньше, поскольку Дзержинский уже в 1924-м фактически отошел от карательных дел. Провокации и выманивание из-за границы эмигрантов, дело Савинкова, раскулачивание, карательные отряды, строительство всего здания от фундамента до крыши – это все он, это расписано было внимательно и тщательно.
Что там вульгарный дурак Ежов – или недалекий Ягода: их и держали-то всего лишь как исполнителей, а потом тут же самих пустили в расход.
Именно интеллигент, милейший человек, друг всех милых людей, всю эту репрессивную систему и выстроил.
Наш добрый знакомый, интеллигент.
Вы таких знаете очень хорошо.
Стукачи свободной России
Деятельность журнальных пройдох, равномерное жужжание среднеобразованных персонажей в Сети в течение последних лет нашло свою форму.
Жизнь страны описывается не в романах, не в поэмах, не в философских трудах – но в коротких заметках.
Их шлют все – по всем направлениям.
Заметки читают работодатели и начальство. Делают выводы.
Короткая заметка, пятьдесят строк, написанных жидкой кровью дряблого сердца, – оказывает нужное действие на общество.
За двадцать лет свободного предпринимательства страна нашла необходимую для себя форму самовыражения.
Форма – привычная.
Это – донос.
Все граждане пишут доносы.
Владельцы газет нанимают доносчиков в штат: колонка есть именно донос, деятельность стукача востребована.
Культурные, социальные, финансовые доносы строчат эмоционально и для блага коллектива. Корпорации требуются соглядатаи и стукачи – так положено.
Анонимные (вы никогда не поймете, кто этот щелкопер, но он про вас все знает), страстные (они будут отстаивать свободное право стучать), беспощадные (если они не настучат – настучат на них) стукачи нового времени стали культурной средой.
И больше того, стукачество – это форма духовной жизни общества.
Жанр, проверенный временем, востребован снова, но в куда большем, чем прежде, объеме.
Всех завербовали в стукачи, граждане. Мыслей особых нет, но настучать положено – и граждане стучат каждый день. Все – на всех, регулярно, страстно.
Бизнесмен и домохозяйка, субретка из культурного отдела, ваш сосед с верхнего этажа – все получили возможность писать доносы публично, а не тайком левой рукой.
Иногда возмущаются обилием букв в литературе («многабукаф», как принято говорить в нашей интеллектуальной Отчизне), это потому, что жанр доноса в многословии не нуждается. Коротко – о главном, а начальство разберется.
Начальство разбирается: наблюдает, как вся страна пишет доносы друг на друга – ничего нового со времен Иосифа Виссарионовича не придумали.
Всякому щелкоперу нашлось применение – это вовсе не Сталин придумал так управиться с тягой к свободе; это так устроено.
Гражданам необходимо право писать доносы – а прочие права не так уж и важны.
Товарищ Парамонова
Перед судом интеллигенции обыватель испытывает страх.
Прежде у служащих был ужас перед парткомами, где их прорабатывали; подробно описано в песне Галича «Гражданка Парамонова».
В наши смутные времена, когда парткомы отсутствуют, государство дискредитировано, а общественной морали нет – роль социального регулятора взяли на себя журнальные коллективы, по самоназванию – «интеллигенция».
