Что поражало в раскинувшейся растительности – так это ее разноцветность. И какие цвета тут только не вспыхивали под солнышком – и нежный сиреневый, и белый, и желтый, даже коричневый в розоватых разводах… Но преобладающими были, конечно, зеленые и серые тона местных листьев. А впрочем, попадались такие пятна, что просто в глазах рябило, – как, например, от интенсивно-голубого, со стекольным блеском цветка, который, распустив свои зонтики выше остальной травы, закрывал все в округе, словно маскировочная сеть.
Если бы в Полдневье было хоть немного ветра, эти травы ходили бы волнами, поражая жизненной силой и красотой. Но ветра не было, они просто росли, вонзаясь в низкое, серое полдневное небо. Это зачаровывало, как какой-нибудь шаманский напев, как журчание реки на камнях, как топот тысячи ног невесть откуда и куда переселяющегося народа.
В очередной раз Рост убедился в необъятности, невероятности и разнообразии Полдневья. И еще, конечно, в том, что слабым человеческим разумом с ним не потягаешься – в каждой своей частице оно превосходило любые доступные людям представления и, кружа, уводило в пропасть, в неведомое, откуда и выбраться-то почти невозможно…
– Это оттого, что тут все каким-то плоским кажется, – прервал Ростиковы размышления Антон, который ушел назад, помогать Винторуку, но, видимо, время от времени отходил от котельного экватора передохнуть и выглянуть в иллюминатор.
– Что именно? – спросил Ким.
– Эта трава.
– А… Да, я от нее тоже одурел.
Все, поэтические ассоциации кончились. Ростик, вяло потянувшись, попробовал подначить:
– А я замечал, для этого дела тебе и травы не нужно.
Но шутка не пошла, должно быть, все слишком остро ощущали свою промашку. Или глубже, чем казалось сначала, их задевало чувство уязвимости и одинокости в этом мире, над этими бесконечными слоями разноцветного растительного моря.
– И чего они только тут свою фабрику затеяли? Дикое какое-то место, – пожаловался Ким.
– Можно подумать, в Полдневье есть хоть что-то не дикое, – отозвался Рост.
– Из травы легче пульпу делать, так мне сказали. А ее тут столько, что ни с каким лесом не сравнится, – слегка начальственно пояснил Антон.
Вдруг в просвете между разноцветными, словно бензин на воде, разводами мелькнула узенькая и показавшаяся короткой, не более сотни метров, ленточка.
– Стоп, – попросил Ростик. – Ким, давай вниз, кажется, я видел речку.
– Ну и что? Я ее уже раз десять тут видел… А толку?
– Мне говорили, Бумажный холм стоит на берегу какой-то безымянной речки.
– Почему безымянной? – снова отозвался сзади Антошка. – Я, когда бывал тут, слыхал, ее Цветной назвали. Нетрудно догадаться – почему.
Помолчали, Ким завернул вдоль речки на юг. Море даже здесь, в полутора сотнях километров, вставало за кормой серо-голубой стальной стеной. Но уже не очень широкой, по крайней мере, не всеохватной. Рядом с ним уже изрядный кусок пространства занимал полуостров Бегимлеси…
– Наконец-то! – вдруг возопил Ким. – Вот они, видишь?
Ростик приник к стеклу, Бумажный холм, как они и ожидали, оказался на правом берегу, с его стороны. Потом Рост достал бинокль, негромко, но уверенно скомандовал:
– Ким, ты в героя не играй, сразу-то не садись. Походи немного вокруг, осмотрись.
– А если им помощь нужна?
– А если пернатые, не будь дураками, в этих кустиках засаду оставили? Специально для таких вот решительных?
– Ким, он дело говорит. Поступай, как велено.
В подтверждение этих слов сзади зазвучали щелчки застегиваемых латных железок, а немного позже и клацанье предохранительной планки «калаша». Ростик вспомнил, что Антон так и не подобрал себе плазменного ружья пурпурных, остался верен человеческому оружию.
Больше Ким не спорил. Он вышел на высоту метров двадцати и плавно, словно сдавал экзамен на вождение с поставленным на приборный щиток стаканом воды, стал ходить кругами около пологого холма, на самой верхушке которого были выстроены соломенные навесы и глиняные сараюшки. Наверное, это и была пресловутая бумажная фабрика. От реки до нее был километр с небольшим.
Сейчас, когда они не торопились, стало заметно, что местность уже немного обжита, даже с высоты без труда читались пробитые тропинки – к реке, к относительно ровной площадочке на запад от холма, где, вероятно, в обычное время находились автомобили, к овражку, где стояли жилые бараки, и чуть в сторону, к вековечному домику с плоской, словно срубленной наискось крышей. Должно быть, у дураков мысли действительно сходятся, потому что Ким тут же проговорил:
– Смотри-ка, от одних земель к другим перешли, может, вообще в другую Вселенную нас занесло, а сортир в своей основе неизменен. Ого, да он тут внушительный, на полдесятка посадочных мест с каждой стороны.
Ростику только вздохнуть осталось. К тому же засаду они или не смогли увидеть в такой траве, или ее вовсе не было. Поэтому, покружив еще немного, Ростик приказал:
– Ладно, Ким, садись. Но сделаем так. Мы с Антоном выскакиваем, а ты поднимаешься и летишь рядом. Невысоко, с визуальным контактом, но рядом.
– Не буду я так лететь, – вдруг вскипел пилот. Ростик сразу понял, насколько Ким сердит, потому что заговорил с горловым, щелкающим выговором. – Если они вас вязать станут, я должен буду повздыхать и на Боловск податься?
– Ты должен будешь машину спасти, – отозвался сзади Антон. – И прикрывать сверху от их летунов.
– Нет, не должен. И не буду. Пойду с вами. Тем более что летунов тут и в помине нет.
– Ким, это приказ, – попытался надавить Ростик.
– Ты еще арестуй меня за его невыполнение. – Выполняй, говорю!
И вдруг Ким белозубо, как киноактер, улыбнулся, тряхнул головой в истертом кожаном шлеме и вполне дружелюбно ответил:
– Шиш тебе.
Все, решил Ростик, сейчас я тебе… Но тут же взял себя в руки.
– Будь мы помоложе, я бы тебе нос расквасил.
– Знаю… Я же все про тебя знаю. И потому вместе пойдем. А у машины Винт останется.
Они сели на ту самую вытоптанную площадочку за холмом, откуда окрестности относительно неплохо просматривались. Конечно, в этой траве можно было по-пластунски подобраться чуть не к самому котлу с кашей почти любого, сколь угодно тщательно охраняемого лагеря, но делать было нечего.
Оставив Винторука сзади, потопали вверх, на сам холм. Он в самом деле был гораздо выше других окрестных холмиков, хотя было их тут немало. Остановившись, Ростик осмотрелся еще раз. Да, трава, трава и холмы. Чуть дальше к реке – небольшое углубление, а за ним – снова холмы. Может, и повыше тутошнего, а впрочем, не повыше. Уж очень легко читались луговины за ними, так что следовало признать – место было выбрано с умом. Научились со временем…
