– А полиция?..
– Конечно, я позвоню, как только ты будешь в
ванне. – Он дернул ее за промокший насквозь свитер. – Ты можешь сама
раз/деться? У тебя пальцы гнутся?
– Ой!.. – Пальцы ее не слушались, словно они были
деревянные.
«Совсем задубели, – думала она, разглядывая свои
руки. – Он что, и вправду собирается меня раздевать?» – В любом случае
маму она звать не будет.
– Ой!..
– Так. Поворачивайся ко мне спиной, – приказал
Дэвид. Он опять потянул за край свитера. – Ну давай, я закрою глаза.
– Нет, – запротестовала Джиллиан, отчаянно
прижимая локти к бокам.
Так они и стояли в нерешительности и смущении, пока их не
спасло неожиданное вмешательство.
– Что здесь происходит? – раздался чей-то голос из
прихожей.
Джиллиан обернулась и выглянула из-за Дэвида. Это была Таня
Джан, девушка Дэвида.
Таня была в нарядном сверкающем и переливающемся свитере, на
ее темных блестящих волосах изящно сидела бархатная шляпка. У нее были
миндалевидные серые глаза, четко очерченный рот и белоснежные зубы. Джиллиан
всегда считала, что со временем Таня обязательно займет должность управляющего
в какой-нибудь крупной фирме.
«Будущий управляющий» обращалась исключительно к Дэвиду:
– Я увидела во дворе твою машину. Смотрю, входная дверь
открыта...
Она взглянула на него подозрительно, словно усомнившись, в
своем ли он уме. Дэвид подошел к ней и, стоя между ней и Джиллиан, пустился в
сбивчивые объяснения:
– Ничего здесь не происходит. Я подобрал ее на шоссе по
дороге из школы. Она была... да ты посмотри на нее. Она упала в ручей и
замерзла.
– Вижу, – спокойно сказала Таня.
Она бросила на Джиллиан оценивающий взгляд.
– Она выглядит не так уж плохо. Иди на кухню, Дэвид, и
приготовь горячий шоколад или, если шоколада нет, что-нибудь другое сладкое. А
я о ней позабочусь.
– И не забудь про полицию! – едва успела крикнуть
Джиллиан вслед Дэвиду.
Ей не хотелось смотреть Тане в лицо.
Таня была на год старше Джиллиан и училась вместе с Дэвидом
в колледже. Джиллиан боялась ее, восхищалась ею и ненавидела в одно и то же
время.
– Марш в ванную!
Таня помогла Джиллиан раздеться, сдирая с нее промерзшую
мокрую одежду и бросая ее в раковину. Она действовала быстро и ловко, все
спорилось у нее в руках.
Джиллиан была слишком слаба, чтобы протестовать против того,
что ее раздевают в манере тюремной надзирательницы или ужасно строгой няни. Она
съежилась, дрожа и чувствуя себя очень маленькой, и, как только Таня
расправилась с ее одеждой, быстро нырнула в ванну:
Вода обожгла ее. У Джиллиан глаза вылезали из орбит от боли.
Она стиснула зубы, чтобы не закричать, и, дыша носом, заставила себя
погрузиться в воду по самые плечи.
– Вот и умница, – сказала Таня из-за розовой
занавески. – А я сейчас поднимусь в твою комнату и принесу сухую одежду.
– Нет! – вскрикнула Джиллиан, наполовину выпрыгнув
из воды.
«Только не наверх, только не туда, где мама».
Но дверь ванной уже громко захлопнулась. Таня была не тем
человеком, которому можно сказать «нет».
Джиллиан сидела, парализованная паникой, пока поток жгучей
боли не вышиб все мысли из ее головы.
Сначала заболели пальцы, потом ступни. Боль поднималась
вверх, опаляя все ее замерзшее тело, и оно постепенно возвращалось к жизни.
Все, на что она была способна, – это замереть и глубоко дышать носом,
стараясь как-нибудь перетерпеть боль.
Она возвращалась к жизни. Ее белая сморщенная кожа сначала
посинела, затем пошла пятнами и наконец покраснела. Жжение уступило место
покалыванию. Джиллиан смогла пошевелиться и даже начать думать. Она
прислушалась. Внизу, в коридоре, раздавались голоса. Дверь ванной их почти не
заглушала. Вот Танин надменный голос:
– Да-да, держу. Сейчас я ей отнесу. Она может пить,
сидя в воде. Голос Дэвида:
– Перестань, дай ей немного отдохнуть. Она еще совсем
ребенок.
– Неужели? Как ты думаешь, сколько ей лет?
– Лет? Не знаю. Лет тринадцать? Таня фыркнула.
– А сколько? Четырнадцать? Двенадцать?
– Дэвид, она ходит в нашу школу. Она всего на класс
младше.
– Правда? – В голосе Дэвида звучали удивление и
смущение. – А я думал, она в последнем классе начальной школы.
«Последний класс начальной школы!» Джиллиан сидела,
уставившись перед собой невидящим взором.
– Она же в нашем классе по биологии. – В голосе
Тани прорвалось раздражение. – Сидит за последней партой и никогда не
открывает рта. Впрочем, понятно, почему ты решил, что она младше. В ее спальне
плюшевых игрушек по колено. И на стенах обои в цветочек. Ты только посмотри на
ее пижаму! Даже на ней плюшевые медвежата.
Эти слова обожгли Джиллиан сильнее, чем кипяток. Таня видела
ее комнату, в которой ничего не изменилось с тех пор, как Джиллиан исполнилось
одиннадцать лет, потому что не было денег на новые занавески и обои и не было
места в гараже, чтобы отправить туда ее любимых плюшевых зверей. Таня
насмехалась над ее пижамой. И перед кем – перед Дэвидом!
А Дэвид... Так он думал, что она маленькая! Потому и
предложил возить ее в школу. Он думал, что она из младших классов, и был с ней
нежен только потому, что ему было ее жалко!
У Джиллиан из глаз хлынули слезы. Она разразилась рыданиями,
кипя от гнева, боли и унижения...
Вдруг раздался сильный треск. Словно передернули затвор
винтовки. Потом его сменил высокий протяжный хрустальный звон. Что-то
разбилось.
Джиллиан вздрогнула, как от удара, застыла на мгновение,
осторожно отодвинула влажную занавеску и высунула голову наружу.
В то же мгновение резко распахнулась дверь.
– Что это было? – спросила Таня.
Джиллиан пожала плечами. Она хотела сказать: «Я надеялась
узнать это у тебя», – но слишком боялась Тани.
Таня оглядела ванную комнату, остановила взгляд на
запотевшем зеркале и нахмурилась. Она потянулась к нему, провела рукой... и
вскрикнула:
– О, черт!
Таня посмотрела на руку. Джиллиан заметила у нее на руке
кровь.
Таня схватила мочалку и махнула ею по поверхности зеркала.
Еще раз, и еще. Потом отступила на шаг и уставилась на него.
Джиллиан тоже смотрела на зеркало из ванной.
Зеркало разбилось. Вернее, не разбилось, а потрескалось. Оно
не выглядело так, будто кто-то по нему ударил: не было следа от удара с
разбегающимися в разные стороны трещинами. Вся поверхность зеркала была сплошь
покрыта сеточкой тонких линий, бегущих по его поверхности из края в край,
словно на нем оставил свой узор морозный иней.
