– Странная штука, – прокомментировал Ростик. – Его опробовали? И что получилось?
– Бьет великолепно, мощно и очень далеко. Прицел гораздо лучше, чем все наши… Но главное, когда патроны в нем кончаются, его следует снова вернуть в какой-то там… В общем, Казаринов назвал это мусоросборником, и, пожалуй, правильно назвал, туда можно многое засунуть, в этой самой… ну, плоской пирамиде. И ружье пропадает! То ли растворяется, как металл в городе, то ли… Нет, все-таки растворяется, так все наши решили.
– Сколько в этой штуке выстрелов? – спросила Лада. Она тоже повертела в руках новое оружие, предварительно передав управление лодкой Киму.
– Мне говорили, что больше ста. Но раз на раз не приходится.
– Точнее, – попросил Ростик.
– Чуть меньше ста двадцати. – Ким вздохнул, потом продолжил: – Еще в городе возникли три такие металлические тумбы. Туда полагается сдавать металл, любой, от консервных банок, если у кого-то остались, до… Особенно он любит медь. Герундий, по приказу Председателя, конечно, организовал сбор по всему городу разных проводов, недействующих приемников, словом, разных приборов.
– Жрет? – спросила Лада.
– Еще как! Правда, пришлось устроить что-то вроде пунктов вторсырья, где за телевизоры всякие или нержавеющие ложки выплачиваются наши боловские градины. Вот они-то теперь настоящие деньги.
Ростик внезапно понял, что происходит в недрах Зевса, и, почти не отдавая себе отчета, заговорил, причем даже для него самого его голос зазвучал как-то странно, словно труба рядом гудела:
– Ему это не слишком-то и нужно. Он любой металл сам может создавать, какого ему не хватает. И из нашего, какой тут нашелся, и из бокситов этих, которые на Олимпе нашел, и вообще из всего.
– Ты что? Хорошо себя чувствуешь? – спросил Ким быстро.
Но Лада оказалась точнее. Она как-то криво ухмыльнулась и спросила, не поворачивая головы, словно побаивалась на Ростика смотреть:
– Трансмутацией элементов, кажется, такой процесс Грузинов назвал. Еще он утверждал, что такое невозможно, у него во всех учебниках написано.
Все-таки какое-никакое техническое образование, пусть и незаконченное, давало ей определенный теоретический кругозор, которого не было ни у Кима, ни у Ростика, если уж на то пошло. Но сам термин Ростик помнил.
– Написано в учебниках с Земли, – ответил он. – А тут иначе. – Он подумал. – К тому же не исключено, что… Да, так и есть, где-то глубоко внутри него существует что-то, что мы бы, скорее всего, назвали ядерным реактором… Может, эта площадка из плавленого камня, которую он на Олимпе создал, экраном служит против всяких вредных излучений, которые могут нам повредить… Впрочем, эта штука глубоко под землей устроена, мы до нее вряд ли когда доберемся.
– А что он там все-таки делает? Металлы из одного в другой перегоняет, да? – поинтересовался Ким.
– Много всего разного. И одновременно, – ответил Ростик. И лишь тогда понял, что говорит уже «нормальным», своим голосом, а не вещает, как полоумный. – К тому же мне кажется, что, растворяя наши телевизоры, он… читает нашу цивилизацию в том виде, конечно, какой она была на Земле. Но это для него уже мелочи.
– Ничего себе – «мелочи»! – Лада, вероятно, хмурилась.
– Слушай, а этот его… реактор? – Ким, кажется, понял, что теперь на Зевса придется смотреть по-другому. – Он что же, для… как это называется… ага, для медленного термояда тоже подходит?
– Что значит – подходит? – не поняла Лада.
– Кажется, все-таки это должно называться «холодным термоядом», – отозвался Ростик.
– Неважно, как называется. – Ким был задумчив. – Значит, вот как он получает всю ту бездну энергии, которой мы удивляемся. – Внезапно он оживился: – А зачем же тогда он молдвун выращивает? Мы-то думали, он как раз им тоже питается.
– Не знаю, – ответил Ростик. – Ему нужны… так сказать, разные типы энергии. Не исключено, что биохимическая энергия, на которой существуют люди и все гиганты, тоже… входит в его рацион. То есть для каких-то процессов она – экономичнее и эффективнее. Ему ведь нужно очень многое опробовать, если уж он с нами связался – тем более.
Впереди и справа, как теперь уже можно было рассмотреть, появился Боловск. За ним стал виден Чужой город, только очень далеко, хотя и вполне отчетливо. Не составляло труда догадаться, что Ким решил пропустить их, чтобы лететь было короче и спокойнее. Хотя Ростику, при всей его отстраненности, на миг и захотелось посмотреть, пусть и сверху, на свой дом на Октябрьской.
– Может, ему это нужно для выращивания гигантов? – спросила Лада.
– В том числе, – отозвался Ким, когда понял, что Ростик отвечать на этот вопрос не собирается. – Ох, и умный же он у нас. – Он повертел головой, осторожно, чтобы не обидеть Ладу, поправил направление полета, хотя и совсем немного, как пилоты в таких случаях говорили – «на волос». Потом оглянулся, посмотрел на Ростика. – Я имею в виду Зевса, не тебя.
– Я понял, – кивнул Ростик.
Лада хихикнула и высказалась:
– Для нас с тобой, Ким, и Рост кажется неглупым. Вон какую теорию выдумал. И как его угораздило?
– Каждый раз как-то угоразживает… Или угораздивает.
– Или городит, – добавила Лада.
– Да, – твердо произнес Ростик, – он эти вещества как-то перестраивает, использует их и для создания своего тела, и для таких вот пластмасс, из которых приклад нового ружья изготовлен, и для сотворения гигантов.
– Мы усвоили, – сказал Ким, он как-то вдруг посерьезнел и стал, кажется, размышлять над тем, с чем люди действительно столкнулись тут, в Мире Вечного Полдня.
– Но если пораскинуть умом, это все мелочи, – повторил Ростик.
– А что еще можешь сказать? – поинтересовался Ким после молчания.
– Не знаю, – вынужден был признаться Ростик.
– Оч-чень содержательно, – произнесла Лада. Хотя и она все отлично понимала.
Часть третья
Воспитание «наездников»
Глава 13
Прилетели они, как Ким и предполагал, вскоре после обеда. Рост и сам немного удивился, насколько эти расстояния, между Олимпийским хребтом и морем, теперь казались ему малыми, незначительными и, в общем, легкими. Это были дружественные места, обжитые людьми надолго, может быть, насовсем.
Одесса вышла к ним как странное, компактное сверху скопление странных зданий, из которых только некоторые были явно построены людьми, а большинство смахивали на простую рыбью чешую, где крыша почти наползала на соседнюю крышу, и весь этот комок строений, плотный, как хороший снежок, даже слегка льдистый, ощетинился верхушками домов, башенками, в которых, как Рост помнил, находились каменного литья катапульты, предназначенные для того, чтобы отгонять прозрачных летающих китов.
