– Неизвестный фактор, – промямлил Ростик. – Ну и задачку мне Председатель подбросил.
– А ты на легкие больше не рассчитывай, у тебя теперь, парень, все время так будет. – Ким, кажется, несмотря на тон, не шутил.
– У нас только один свидетель, если не ошибаюсь, сам летатель, – сказал Ростик. – Его и нужно вызывать. И Председатель прав… Хотел бы признать, что он ошибается, что можно подождать, но прав он – нужно торопиться.
– Вызывать зверя не получается, – резковато напомнила Людочка.
– Это у вас не получается, – уронил Ростик, он уже думал, как исполнить задание. – А я для них почти отец, по крайней мере, меня Зевс на эту работенку в свое время толкнул, пока сам не научился… их вылуплять. Или пока другие наездники не привыкли к этому.
– Это опасно, Гринев, – проговорила Людочка. – Очень опасно. Может, он дефектный какой-то.
– Вот я и попробую выяснить, что да как, да почему, и до какой степени… Хотя в его опасность я, пожалуй, не верю. Нет в гигантах желания нас убивать, они нас любят… Даже скучают порой.
Он поднялся из креслица, которое специально сюда вынесли. Если приниматься за работу, то следовало не рассиживаться, а готовиться. Хотя и не хотелось заниматься этим… Да, не хотелось влезать в дело вот так, без отдыха, дружелюбного трепа с друзьями, без привыкания к человеческому бытию, без умения усваивать нормальную пищу.
– Рост, ты, похоже, все же с двух концов свечу жжешь, – непонятно проговорил в темноте Ким.
Рост отмахнулся от него, но жест вышел неловкий, потому что Василиса вдруг погладила его по руке, словно жалела и хотела бы снова заполучить для себя. Читает, уже в который раз за этот день подумал Ростик, вспомнив, что она была из племени пурпурных эмпатов.
– Это война, Ким. – Рост повернулся к Людочке, которая так и не присела во время разговора. – Значит, так, я буду работать теперь, а ты должна обеспечить мне питание, как Сонечка Столова.
– Я понимаю, ухаживать за тобой будет она, – похоже, Людочка кивнула на Василису. Та сразу отчетливо согласилась.
– Будешь? – спросил Василису Рост на едином. – Ты все поняла?
– Отчего же не понять, – с чуть простонародным выговором, насколько Рост помнил единый, отозвалась девушка. – Я буду рада служить, господин.
– Лучше обращайся ко мне – командир, я привык к этому.
– Как скажешь, гос… Прости, командир.
– Мы тоже хотим тебе помочь, командир, – проговорила вдруг Батат. Уж единый-то она понимала, хотя что-то и из русского, по-видимому, улавливала.
Ростик поднял за брюшко Табаска, который дремал у него на коленях.
– А ты будешь помогать, мангуст? Учти, мне без тебя не справиться. – Он и не заметил, что по-прежнему говорит на едином.
– Ты справишься, – прозвучало сбоку, оказывается, там находилась Зули.
И опять все собрались, словно у кровати больного, подумал Ростик. Хотя… он был благодарен, что они вот так… рядом. Иначе ему стало бы совсем непонятно, почему он все это должен делать.
14
Ростик с трудом продрался через неподвижность мышления, которая была, может, каким-то вариантом смерти. Он пробовал привести себя в состояние жизни, но у него это выходило не сразу. Что-то мешало, возможно, действительно близкое ощущение гибели, которая грозила ему и которую он нес… на крыльях. Он даже немного боялся просыпаться, потому что слишком уж очевидным было чувство крыльев вместо рук и способность убивать, хотя создан он был для чего-то другого… Но он все-таки преодолел это состояние.
Потом он понял, что его кто-то зовет, прислушался, нет, ничего особенного, и лишь тогда стал разбирать слова:
– Осторожнее, он еще ничего не слышит.
Голос знакомый, но почему? Тогда он понял, это мама, она что-то делала с ним, словно он был ранен и нуждался в помощи. И рука болела у локтя, как после укола. Они что, и уколы делать снова научились, подумал Рост, словно бы не о себе.
– Таисия Васильевна, но зрачковая реакция…
– Ты бы, Сопелов, не лез с советами, когда тебя не просят.
– Извините.
Так, значит, это Сопелов, нынешний муж Любани, и мама. Что же они с ним делают? Он приготовился вернуться в этот мир, у него не было другого выхода. Нет, конечно, можно было снова нырнуть в ту блаженную тишину, которая находилась где-то в глубине его сознания, но это было неправильно. Следовало все-таки очухиваться. Оба врача заговорили о каких-то тониках, но Рост их уже не слушал, он просыпался сам, без их помощи.
Когда он открыл глаза, мама это почувствовала, повернулась, хотя только что спорила с Сопеловым сердитым голосом. Подошла, склонилась, как в детстве.
– Бестолковый ты, сын, – сказала она уже совсем другим тоном, не как только что спорила. – И все время на краю.
– На каком краю? – он едва разлепил губы, голоса почти не было, горло резало сухой, горячей болью.
Мама тут же поднесла ложку с водой, он выпил, потом попробовал пить из кружки, обливая подушку под собой. Отдышался, снова подвигал глазами, чтобы дали воды. Сопелов стоял над ним в странном сером халате и смотрел.
– Ты был в отключке всего два дня, но это было… очень глубокое состояние, – сказала ему мама.
– Да я и не хотел так-то. Всего лишь намер… намеревался попробовать.
– Ты когда-нибудь умрешь вот так, Гринев, когда тебе что-нибудь вздумается пробовать, – проговорил Сопелов громко.
Мама лишь посмотрела на него, потом погладила Роста по совершенно лысой голове. Приподняла за плечи, вгляделась в глаза.
– Взгляд чистый. Кажется, Ростик, ты уже завтра сможешь подняться… Если я правильно учитываю твою выносливость.
И тогда Рост вспомнил, что он должен был делать. Попробовал для убедительности помотать головой.
– Нет, подняться нужно сейчас.
– Ч-чего? – не поверил своим ушам Сопелов. – Васильевна, он и в Одессе был самым недисциплинированным больным…
– Он не больной, а пациент, – сухо поправила его мама. – Выбирайте выражения, коллега. – Снова обратилась к Росту: – Я против такой поспешности.
– Нужно, – решил Ростик. – Давайте несите меня… к ручью, где гиганты после рождения слизь смывают.
– Да я… – начал Сопелов, но мама как-то оборвала его.
Рост уже мог вертеть головой, а потому нашел взглядом обоих вырчохов, которые стояли, скрестив свои чудовищные руки на груди, и присматривались к тому, что делали врачи. Тогда Рост тоном, не допускающим возражений, повторил им свою фразу на едином. Барон кивнул, мягко, как сотканную из паутины, которую не хотелось нарушать, отодвинул маму и легко поднял Роста на руки.
Мама уже не пыталась спорить, лишь Сопелов что-то бормотал. Но Батат уперлась ему в грудь открытой ладонью, и хирург разом присмирел.
