– Так говорят, – усмехнулся князь Диодор.
– А ведь трещит она по швам, князюшка. Особенно, в последнее время. Иногда думаешь – а вдруг… Не выдержит что-то, лопнет, и тогда вся цепь наших усилий и работ, явлений всей нашей силы – рассыплется?
– Отчего же, князь, может она рассыпаться?
– Охо-хо, дела государственные… Я вот мыслю, князь мой, служивых людей теперь не любят, много денег у людей завелось, любой купец – как князь, разве это дело?
– Дело, князь, дело… – Диодор вернулся за маленький столик, заметил, что уровень водки в графинчике существенно понизился, пока он макетом восхищался, видно, князь Аверит времени не терял. – Иначе мы бы давно уже распались, развалились, если бы за старину да за земельные уделы держались. Много же земель под собой не сдержишь, сил не хватит.
– Не деньги нашу Империю создали, и уж конечно, не сила, о которой ты, кажется, говоришь. Силой мало чего добьешься, да и не было у нас одной только силы, чтобы такую махину отгрохать. Создали мы ее и проще, и сложнее, князь. Создали мы ее верой, а еще правильностью какой-то, которая только в нас, руквацах имеется. – Аверит захмелел уже изрядно, князю Диодору и слушать его было необычно. – Ты вспомни, князь, когда Прохаз открыл неожиданно философский камень, когда стало понятно, что чуть не каждый полудурачок, которому что-то взбредает на ум, может стать колдуном… Настоящим волхвом, силу которого и осознать не всегда удается нам-то, служивым… Так вот, когда они поняли, что это – их оружие, они стали пускать его в ход куда чаще и сильнее, чем хотелось бы. И стали они захватывать земли, стали править то тут, то там, то еще где-нибудь… И не было на них управы. Ведь было же? Было. И взвыли тогда правители разношерстные, поняли, что у них и земля из под ног уходит и власть из рук уплывает.
– Князь мой, – ответил Диодор, – ты же апокрифическую историю рассказываешь. Все же было иначе.
– Нет, друг Диодор, не иначе, а так, как я говорю. Видишь ли, мир наш, Богом созданный, не должен волшебством управляться. Пусть будет это волшебство, я не возражаю… – Аверит пьяно качнул чубом, наклонился к Диодору, понизил голос. – Пусть будут разные, и такие, что науками разными, ремеслами заняты, торговлей опять же, хлебопашеством… Но власть – это другая статья, это людям по праву рождения должно быть дадено, я так думаю. Да и как можно по-другому, ведь власть все же – от Бога… Если правит кто-то другой породы, чем мы, поколениями предков своих власть получившие, то не власть это получится, а навет и позор, неправда и неправильность… И вот, чтобы эти волшебники не взяли верх над людьми, не использовали странности человечьей природы как оружие, мы сделались…
– Да, князь, – улыбнулся Диодор, – есть и такая версия.
– Стали мы из Мирквы… – продолжал князь Аверит. – Вернее, только мы и создали церковь, то есть, научное ответвление при церкви, почти церковную школу… Чтобы волшебников этих разоблачать! И посылали святых людей, которые силой веры своей эту власть волхования научились… одерживать и укорачивать. Разослали их во все земли, которые просили нас об том, а просили-то тогда уж многие. – Аверит со значение поднял палец, обращая внимание Диодора на это заявление. – А еще немного времени спустя, поколения через два-три, не больше… Тогда светские власти чуть не всей земли уже стали приходить под нашу руку, потому что только она была верна и надежна. И разрослась Империя… Да как! – воскликнул Аверит неожиданно. Поднялся, качнувшись, чтобы еще разок посмотреть на макет на низеньком столике. – Не бывало такой Империи, которая вот так бы мирно и уверенно, всего-то за три-четыре столетия образовалась.
– Воевать-то все равно приходится, – высказался Диодор. – Святость святостью, а многие только силу оружия и понимают. Да и нет у нас уже святых с той силой веры, какая прежде бывала, когда Империю создавали.
– Не в войнах дело, без них не обойтись, где-нибудь у нас обязательно дерутся, слишком мы велики и богаты… И при том еще думаю, в святых таких-то, как прежде, необходимости нет. Ведь сила святости – невидимая, незримая сила, и если что-то произойдет, появятся и новые святые, и новые чудотворцы… Наоборот же, хочу сказать, волшебников уже тех нет, которые могли бы силой своего темного искусства людей порабощать. И вот что получается, князь мой… Конечно, это хорошо, и страданий простых людей меньше в нашем-то мире, чем в прежнем, и власть надежнее… Да вот только будто позабыв все прошедшие века, что мы правили, что мы им помогали жить по правде, по-людски, а не под страхом жутких наказаний, все эти мелкие короли да султаны, курфюрсты и беи, все герцоги с мандаринами – все пробуют ныне власть на себя перетянуть. Словно и не было нас никогда, словно уже и не нужны мы им. А ведь самое печальное тут, может, и на самом деле не нужны?
– Так ты об этом думаешь, князь? – спросил Диодор для верности. Он устал и от этого разговора, и от дороги, и от выпитого, а может, и от самого князя Аверита с его непростыми мыслями.
– Получается, у нас и не было настоящей власти, – уже не вполне внятно ответил князь Аверит, продолжая спорить с собой, пробуя объяснять свои мысли себе же. – Так, лишь иногда помогали всем без разбора… А когда помогать стало не для чего… Ох, непростые времена грядут.
В комнате так же неожиданно, как и раньше, возник дворецкий. Постоял, вышколен был – выше похвал, ни слова сказать не решался. Но князь Диодор и сам понял, поднялся уже совсем, чтобы в баню идти перед сном. Да и пора наступила. Аверит мельком посмотрел на него, вздохнул.
– Ладно, знаю… И впрямь заговорились, – сказал князь-хозяин, уже без прежнего напора в голосе. Князь Диодор поклонился ему, прощаясь. Но Аверит все не хотел успокоиться. – Да, князь мой, тебя кто вызвал-то на Миркву?
– Твой сын, – отозвался Диодор. – Пресветлый княжич Выгота Аверитич, подьячий Тайного Приказа. – Он подумал и добавил, чтобы не обижать хозяина: – Завтра, если не возникнет каких-либо тайн и государственных секретов, расскажу, чем он меня встретил.
2
В кремле за красными стенами было тесновато, наверное, и по меркам местных жителей, не говоря уж о князе и Стыре. Те просто растерялись, не зная, где стать, куда отвести коней. И люди тут были все больше важные, в цветных кафтанах, в тяжелых шапках и с легкими саблями на поясах, изукрашенных каменьями так, что глаза слепило.
Тем более, что стрельцов видно не было, спросить было не у кого, они тут если и виднелись, так только по стенам на постах. Князь Диодор посмотрел на это все, и ему захотелось назад, в тихую, провинциальную службу, где и гарнизон до последней собаки знаешь, и тебя все знают, и навозных куч по углам нет, а если они и возникнут невзначай, то можно любому служивому приказать убрать, и тот не посмеет распоряжения сотника ослушаться.
Стырь по привычке своей ворчал. Князь хотел было на него шикнуть, но передумал, пусть ругается, решил он, выражая этим, должно быть, протест против необходимости находиться тут, и против этого вызова, и против той невнятности, в какой оба оказались.
Только одно и радовало, что неожиданно высветило солнышко, и снег местами заискрился на крышах, да воробьи с голубями стали кружить стайками, выискивая то ли поживу, то ли местечко, где можно в лучах погреться. Однако, стало чуть ли не холоднее, только и было удовольствия, что от яркого дня. Тогда князь Диодор с сожалением понял, что помимо прочего, он привык на юге еще и к другому солнышку, и этого вот необычного ощущения другого света ему тоже не хватает.
