Он все же сумел взвести курки снова, проведя пистолетом о свой колет сбоку, словно бы пригладив себя, и тогда едва ли не с мстительным удовольствием выстрелил в длинного и в того парня, которого видел хуже – тот наседал слишком умно, пожалуй, был опаснее последнего, оставшегося на ногах. Длинного отбросило к стене, и он так громко и неожиданно страшно захрипел, что князь понял – у него пробито легкое. А второй упал, сложившись чуть не втрое.
Последний из нападающих вдруг развернулся и бросился бежать… Князь сразу развернулся. И сделал это преждевременно, это вначале нападающие, понадеявшись на численное преимущество, могли действовать клинками, но это не значило, что у них не было огнестрельного оружия, которым мог бы ударить и раненый… Но уж очень князю было важно знать, что происходило позади него.
А тут ничего особенного и не происходило… уже. Дерпен как сунул Атенома за себя, осознавая в нем самого слабого бойца изо всей из команды, так и не выпустил вперед. То есть, куртье пробовал то с одного бока восточника оказать ему помощь, то с другого, но Дерпен невозмутимо, как в тренировочном зале, или на площадке для учебных поединков, заталкивал его за себя и орудовал исключительно сам. Причем так здорово, что несмотря на то, что перед ним еще оставалось трое каких-то остолопов, создавалось впечатление, что это он на них нападает, а не они. Он именно что рубился, отводил их шпаги высоко в стороны резкими, короткими и злыми ударами, и выискивал в открывавшейся зоне возможности для ударов. Пожалуй, он бы и на самом деле с врагами уже расправился, если бы не необходимость еще прикрывать отчаянно мешающего ему Атенома, и если бы он был уверен, что успеет вернуть себе из тела противника свою тяжелую саблю прежде, чем получит ответный удар.
Но когда князь обернулся и осознал расклад боя, восточник, словно именно такого вот понимающего зрителя ему и не хватало, сделал необычную штуку. Едва ли не подпрыгнув, он ногой в плотном сапоге блокировал атаку на среднем уровне одного, левой рукой и почти плечом толкнул другого, так что тот не мог не отлететь назад, и проткнул третьего. Причем ударил изрядно, когда их по инерции развернуло, что князь успел заметить, как кончик Дерпенова клинка вышел из плаща этого бедняги…
Тогда-то сзади и ударил выстрел. Князь тут же повернулся. Стрелял, конечно, высокий, он сумел, выронив свою шпагу дрожащими и, без сомнений, окровавленными руками, вытащить пистолет, взвести курок и… Вот только из-за боли и подкатившей слабости он уже прицелиться как следует не сумел. А потому закачался и упал на мостовую не князь и не Дерпен, и даже не Атеном, а тот боец, шпагу которого восточник отбил в прыжке сапогом. Его оружие звонко покатилось по мостовой, которая тут под ногами все же оказалась…
И все разом кончилось, больше нападающих на ногах не осталось. Даже тот высокий, который говорил на непонятном наречии, от толчка пистолетного выстрела откинулся на стену дома.
– Ты цел? – спросил Дерпен, причем по его тону было понятно, что он мало сомневается в ответе.
– Они даже не успели на меня как следует навалиться, – отозвался князь. – Чего же мне быть не целым-то?
– Ну, что? – спросил Дерпен быстро, еще не утихомирившись после горячки боя. – Отыщем тех, кто может выжить и прихватим с собой для допроса?
Атеном вдруг дико взвизгнул, сделал скачок в темноту и картинно ударил шпагой длинного, который пробовал подняться. Удар пришелся под голову, в горло или куда-то близко, этот человек упал и сразу же умер.
– А ты молодец, – признал князь. – Я только и успел, что четыре раза выстрелить да отбить пяток-другой выпадов, а ты уже с ними…
Он присмотрелся к темным пятнам, которые лежали на мостовой перед Дерпеном. Складывалось впечатление, что он даже не отступал, несмотря на многих нападающих, он где стоял в начале боя, там, примерно, и остался. И впрямь, дошло до князя, куда же ему было отступать, ведь за его спиной находился куртье…
– Сколько их с твоей стороны было? – спросил князь, не разбирая павших в темноте.
– Кажется, шесть… Или семь… Да еще один убежал. – Дерпен взвесил свою саблю в руке, словно проверял ее баланс, наклонился, небрежно, о плащ одного из тех, кто лежал, вытер клинок, чтобы кровь на нем не оказалась случайным клеем, и сунул в ножны. – А вообще-то свезло нам, князь. Тот, что стрелял…
– Свезло, Дерпен, без сомнения.
Атеном, отчего-то тяжело дыша, словно он был главным участником боя, подошел к ним, вытирая кровь нежным платочком.
– Уходить нужно, и срочно, иначе… Стражники могут набежать. И разбираться они, кто на кого напал, не будут.
– Так мы что же, и пленных не захватим? – удивился Дерпен.
– Для этого у нас еще будет возможность, – отозвался Диодор. – А эти, судя по всему, и знать ничего не знают… Что нам нужно.
Они пошли, сначала не очень быстро, Дерпен все еще осматривал стены и даже некоторые из окон по сторонам улицы. Потом прибавили шагу, потом чуть не побежали, так что Атеном едва ли не отставать стал. Дерпен же начинал думать. Когда стало ясно, что по крайней мере, до своего отеля они дойдут в целости, он высказался, как всегда, немного туманно:
– Я вот что полагаю, слишком все легко получилось, князь. – Они отшагали чуть не десяток домов, когда он докончил: – Наверное, это – ложное нападение. Может, еще сегодня снова полезут… Понадеявшись на нашу безалаберность.
– Как так? – куртье еще ничего не понимал.
А князь Диодор вдруг развеселился, причем так очевидно, что даже попробовал успокоиться. Но веселье его, как он ни старался, не проходило. И потому, должно быть, он с Дерпеном легкомысленно согласился.
17
Все сидели молча, ели неохотно, Диодору так вообще кусок в рот не лез. Наверное, сказалось наконец-то пережитое напряжение боя… Там, на незнакомой улице Парса, где-то в темноте. Дерпен тоже жевал отвлеченно, Атеном был говорлив вначале и многое рассказал, преувеличивая заслуги Дерпена, называя его величайшим воином, какого он только встречал, хотя и князю воздавая хвалы. Многое в его рассказе было неправильно, не так, как на самом деле получилось, но ни князь, ни Дерпен куртье не прерывали, не до того было.
Внутренне они готовились к новому бою, что уж говорить, если восточнику пришла такая вот блажь подозревать в этой драке фактор отвлечения, значит, следовало Дерпена послушать. Вернее, согласиться с ним, и ничего более. Поэтому и мысли кое-какие неприятные в голову лезли. Главным было вот что – если это нападение было ложным, отвлекающим, то какой же будет настоящая атака, какими силами? И справятся ли они с ней?
От этого более всего расстроился батюшка, он даже побледнел немного. Но Диодор, присмотревшись к нему, решил, что труса праздновать отец Иона не будет, сделает все, что от него потребуется. Хотя, лучше бы потребовалось немного, а еще вернее, оставался бы он в стороне… Густибус тоже занервничал, но подумав, сообщил, что появилась у него кое-какая идея – имелись у него три колбы из тонкого стекла, жалко их, конечно, но если налить в них какой-то раствор, название которого князь и не пробовал запомнить, а потом, когда придется биться, бросить их под ноги нападающим, тогда образуется некое облачко, от которого многие из них мгновенно уснут, просто завалятся, где стояли и все – делай с ними, что хочешь.
