— Мари? — спросила она. — Мари? Все в порядке?
Молодая женщина ничего не ответила. Она глядела на Ребекку так, будто в ванной только что произошло явление Девы Марии.
Ребекка выключила воду и шагнула на резиновый коврик, лежавший на полу.
Она заметила, что у Мари опухли и покраснели веки. Похоже, она недавно плакала или готова была вот-вот разразиться слезами. Ребекка медленно подошла ближе.
— Мари, — произнесла она, положив руку на голову девушки. — Мари, что случилось?
Та открыла рот, но не смогла произнести ни звука. В уголках ее глаз появились слезы, заструились по щекам, тело начала бить крупная дрожь.
— Мама, — сказала она голосом, лишенным всякого выражения.
У Ребекки перехватило дыхание, как будто кто-то сжал ее внутренностях железной рукой. Мари прижалась к ней, ее голова время от времени начинала трястись. Ребекка обняла Мари, и нижнее белье девушки сразу прилипло к мокрой коже Ребекки. Ребекка щекой прижалась к растрепанным, наэлектризовавшимся волосам Мари. Она поступила так неосознанно, повинуясь потоку чистых эмоций, прорвавшемуся откуда-то из древних слоев ее памяти. Сила материнского инстинкта поразила ее саму.
— Мари, — повторила она.
— Мама, — голосом маленькой девочки произнесла Мари между приступами рыданий. В ее речи слышался сильный квебекский акцент. — Мама, почему ты превращаешься в животное?
* * *
Это произошло, когда она спала. В тот самый момент, когда Мари заснула, незадолго перед рассветом, что-то возникло между ней и миром ее сновидений. В ее мозгу тут же мелькнула простая мысль: «Это не мой сон».
А затем космический механизм снова завладел ее мозгом.
Ярко-белый свет захлестнул поле ее сознания.
[50]
Она почувствовала, как кто-то уносит ее личность, ее «я» за пределы тела, и успела вспомнить такие же психотические кризисы, случавшиеся в юности. Тогда Мари думала, что ее душу похищают инопланетяне.
Затем ее втянуло в бесконечную череду огненных туннелей, которые как будто образовывали схему мозга вселенского масштаба. Мари стала мерцающим квазаром, Большим психовзрывом. Это ощущение-знание было хорошо ей знакомо: тело, лишенное органов, отныне представляло собой структурную схему собственной нервной системы. Она стала собственным мозгом, сетью нейронов, разворачивавших ее космическое тело в пространстве-матрице нового сна, который, как она уже знала, был чужим.
Затем размеры квазара-мозга изменились.
Изменилась и его форма. Самым радикальным образом. Продолжая оставаться сетью, мозг-квазар разделился на две сущности, идентичные и одновременно не похожие друг на друга. Разобщенные и вместе с тем связанные в единое целое. Эта форма была ей знакома.
Мари очутилась в комнате, погруженной во тьму.
Она находилась возле кровати, покрытой огромным пуховым одеялом с орнаментом в виде евангельских символов, с изображениями херувимов и явления Богоматери. Все стены комнаты вокруг были завешаны пыльными полками, битком набитыми куклами из кожи телесного цвета. Куклами без лиц, с волосами неестественно белого цвета.
С кровати донесся звук чужого дыхания. Ее глаза постепенно привыкали к мертвенно-тусклому свету, который стал заполнять спальню. Она различила очертания тела, лежавшего под пуховым одеялом.
Женщина, с волосами пепельного цвета, к которым был прикреплен шиньон.
Мари почувствовала, что какая-то внутренняя, не поддающаяся описанию сила толкает ее к постели.
Эта женщина не была ее матерью. Мари никогда раньше не видела ее лица.
Тем не менее Мари была уверена, что знает ее.
Знает очень близко.
Изображение резко скользнуло в сторону.
Если бы доктор Винклер мог сейчас проследить за эволюцией психической деятельности Мари с помощью батареи своих «шизомашин», он бы с грустью диагностировал острый психоз в стадии формирования. Винклер предупреждал ее:
— Мы можем обещать лишь временное, нестабильное равновесие. Мы играем с возможностями вашего мозга-сети, полагаясь на то, что он умеет делать лучше всего. Как и все шизофреники, дорогая Мари, вы способны в любой момент получить информацию о состоянии биологической структуры вашего организма. А теперь, благодаря чудесам лингвистического «шизопроцессора», ваш мозг оснащен своего рода радаром, подсоединенным к вашей ДНК, и если когда-нибудь у вас внезапно начнется психоз, вы сможете выйти из кризисного состояния без посторонней помощи — по крайней мере, когда это случится в первый раз.
Но космическая машина, излучавшая сияние, не входила в перечень событий, предусмотренных доктором и его командой. С подобным явлением Мари столкнулась впервые. Она не знала, что это такое, откуда и почему взялось и как это действует. А сила мощи машины была поистине ужасна.
Кровать с орнаментом из евангельских символов превратилась в груду разнородных предметов: пустые пластиковые бутылки, емкости из-под моющего средства, газеты, журналы, косметички, одежда, посуда, тюбики от крема «Нивея», гигиенические тампоны — невероятная куча старого хлама, в которую превратилась постель ее матери в те времена, когда Мари приближалась к своему десятилетнему юбилею. Как-то доктор Винклер объяснил ей: то, что она раньше считала сверхъестественным событием и что вызывало у нее возникновение психоза, усугубленного генетической предрасположенностью к психическим заболеваниям, в реальности проявлялось самым банальным образом. Навязчивый психоз, которым страдала мать Мари, резко усилился после развода. Она закрылась в спальне и стала сваливать в кучу все вещи, которыми пользовалась. В конце концов ее кровать скрылась под грудой барахла. Отец узнал о том, что происходит спустя лишь год, когда было уже слишком поздно.
Комната преображалась, выгибаясь и вибрируя в лучах ослепительно яркого света. Заваленная мусором кровать снова изменилась.
«Еще одно видение из моего детства», — подумала Мари, подхваченная «нейросветовым» потоком.
Отец поместил мать в специализированную клинику. Об этом Мари поведал ее собственный мозг, пока галлюцинация обретала зримые очертания. Отдельный номер, в котором спала Мари, стал выглядеть как стена из гладкой, обнаженной, напрягшейся плоти, подобная грубой шкуре чудовищного зверя, желавшего сожрать девушку.
Комната из чужого сна постепенно приняла вид помещения из ее видения пятнадцатилетней давности.
Кровать стала механизмом с множеством лезвий и ножниц. Они зловеще поблескивали. Из недр машины выплыли трубки с кровью и фекалиями, напоминавшие щупальца механического спрута.
Лицо ее матери изменялось рывками, как будто его показывали на кинопленке, из которой вырезали какие-то кадры. Она улыбалась из трещины в слабо светящемся возвышении, на вершине кровати.
