Мари сидела рядом с доктором Винклером и его помощниками. Ее мог бы узнать любой. На пресс-конференции воцарилась мертвая тишина.
Потом произошел настоящий взрыв, вопросы хлынули потоком, подобно дьявольской канонаде.
Мари подплыла к маленькому островку посреди озера. Подводная среда оживила длинную череду воспоминаний. Девушка легла на светлый крупный песок, перемешанный с мелкими и острыми серыми камешками. Мари отчаянно пыталась найти положение, в котором камни не будут колоться. В конце концов она сдалась, встала и углубилась в высокую траву. Воспоминания о трех годах, проведенных на острове, по-прежнему имели терпкий аромат безвозвратно ушедших прекрасных дней, счастья, превратившегося в пепел из-за безделицы или почти безделицы, из-за обычной глупости.
Здесь она нашла уменьшенную модель того острова, его канадскую копию, — маленький островок посреди озера, оставленного ледником, со своей экосистемой, своим хаосом жизни.
Хотя бы какое-то время ей будет хорошо.
* * *
— Где вы видели ее в последний раз?
Ребекка стояла на пирсе перед Торопом, лицом к озеру. Руководитель группы только что причалил на маленькой лодке.
Она пожала плечами и указала куда-то в сторону:
— Мне кажется, вон там.
Тороп быстро отдал швартовы и запустил стартер маленького мотора «Меркури». Раздались рычание и хлопки двухтактного двигателя.
Руководитель группы увидел, что на пирс поднимается Доуи с двумя биноклями в руках.
Ребекка издала какой-то странный вздох и спустилась в лодку к Торопу:
— Черт, не хватало только, чтобы она утонула.
Тороп ничего не ответил. Он подождал Доуи, который тоже залез в лодку, сел за руль и направился к другому краю пирса. Маленький черный мотор громко плевался дымом над серебристыми водами озера.
«Это точно, не хватало только, чтобы она утонула».
Клиенту это вряд ли понравится, а Горскому — тем более. Горскому с его дамокловым мечом — профессиональными убийцами из сибирской мафии.
Они несколько часов прочесывали озеро Малбе. Звали Мари, срывая голос, сначала на одном краю, потом на другом, сменяя друг друга, многократно ныряли в воду, дважды объехали вокруг островка, вернулись к пирсу, сделали еще один круг по озеру и в конце концов высадились на островок. Это была их последняя надежда.
Девушку отыскала Ребекка. Они разделились: Тороп двинулся через центральную часть, Доуи и Ребекка пошли вдоль берега.
Тороп углубился в заросли высокой травы и шагал по болотистой почве, когда раздался голос Ребекки. Тороп осторожно развернулся, сделав крюк в несколько метров, и двинулся по островку наискосок. Ребекка стояла возле густого кустарника, под большим деревом, сравнительно недалеко от бухточки, усеянной двухцветной мелкой галькой.
Ребекка выглядела подавленной. Едва взглянув на нее, Тороп понял: случилось что-то плохое.
Скрестив на груди руки, Мари лежала на ноздреватом мху, пропитанном водой. Ее глаза были устремлены к голубовато-зеленому небу и появлявшимся на нем бледноватым звездам. Это выражение лица делало ее красоту совершенной.
На самом деле Мари глядела не в небо, а куда-то далеко за его пределы.
Она находилась в каталептическом состоянии, близком к тому, что наблюдалось во время прошлого кризиса. Мари была похожа на изображение святой: бледные щеки, голубые глаза, настроенные на какую-то электрическую частоту, детская улыбка на губах. Грешница, искупившая свои грехи, гибрид святой и сильфиды, фея-мученица, родившаяся и умирающая в листве озерного леса.
Тороп жестом спасателя-профессионала обхватил Мари Зорн за талию, поднял и резким движением забросил себе на плечи.
— Доуи, — сказал он голосом без всякого выражения, — подведите лодку поближе…
Затем, тяжело ступая, двинулся вдоль бухточки, дно которой было усеяно мелкой галькой. Ребекка возглавляла процессию, а рыжеволосый наемный убийца помчался за лодкой.
Когда они укладывали Мари на спальник, расстеленный на среднем сиденье «крайслера», Тороп подметил одну любопытную деталь, но в тот момент не придал ей значения. В глазах Мари пульсировал свет, как будто за сетчаткой ее глаз горели карманные фонарики. Еще немного, и ее вполне можно было бы использовать вместо ночника.
Однако ситуация требовала немедленных действий. Тороп бросился к аптечке и достал черный куб доктора Ньютона, вытащил биопроцессор номер два из маленького гнезда. На прошлой неделе эта гранула получила данные от остатков ее предшественника, так что теперь должна была подействовать еще более эффективно.
Как Тороп уже констатировал, используя подходящие выражения, сложнее всего было не обнаружить флюоресцирующий кристаллик в фекалиях, а заставить Мари проглотить капсулу в ее полном виде.
Однако на этот раз челюсти девушки легко разжались под давлением пальцев Торопа, она тихо застонала, улыбнулась еще шире и открыла рот. Тороп положил ей на язык крупный зеленый кристалл.
Учитывая то, как лекарство сработало во время предыдущего кризиса, Тороп знал: прежде чем биопроцессор подействует в полную силу, ждать придется четыре-пять часов. Это время было нужно, чтобы переварить сначала внешнюю оболочку капсулы, затем весь набор активных компонентов и, наконец, медленно вывести «субстрат с накопленной памятью» из кишечника.
Если все пойдет нормально, через несколько минут Мари уснет и проспит полный цикл — до завтрашнего утра. И если биопроцессор не подведет, то когда она откроет глаза, все это будет просто плохим воспоминанием.
Разве может человек без конца бомбардировать стену будущего вопросами, которые не имеют ответов? Разве можно без конца убивать и не быть убитым самому каждый раз, когда наносишь смертельный удар? Разве можно прожить хотя бы одно мгновение, не испытывая глубокие сомнения в том, что вот-вот умрешь? Разве можно прожить хотя бы одно мгновение, не отдавая себе отчета в том, что вот-вот умрешь? Разве можно умереть, не испытывая сомнения в том, что жил? Разве можно выжить, не соприкоснувшись со злом, пусть даже всего на одно мгновение? Разве можно выжить, не завоевав доверия, а то и дружбы, у дьявола или одного из его подручных? Разве можно рассчитывать хотя бы на маленький шанс искупить свои проступки в мире, который отдан во власть темным силам мироздания?
Тороп проснулся весь в поту, запутавшийся в своем спальнике. Было ужасно жарко.
Он видел необычайно яркий сон, но после пробуждения белые пятна забвения сковали его разум, навеки отгородив его от величественных образов сновидения. От них остались лишь разрозненные остатки эмоций, послевкусие тотального эстетического наслаждения. Вместо него — белые пятна. Засвеченные области пленки. Экран, чистый и пустой, как память новорожденного.
Поверх этих белых пятен были написаны вопросы.
