Карты требовали свою порцию крови… и истины.
К тому же в кармане у Торопа осталась всего пара жалких боснийских динаров.
* * *
Два дня Тороп ехал без остановки, если не считать коротких привалов раз в четыре-пять часов, чтобы помочиться, подкрепиться отвратительным сухим пайком «Made in Russia» и запить глотком холодного чая таблетку «спида».
[12]
Киргизская лошадка тащила снаряжение и трофеи, добытые за месяц охоты в приграничных горах. Последнюю часть дороги Тороп прошел пешком. Он не хотел истощить силы лошади и рисковать, что она сломает ногу, как это произошло с ее предшественником. Усталость уже давала о себе знать — микропровалы в сон становились все более частыми и длительными. Тороп сунул руку в карман и нащупал мешочек из бараньей шкуры, набитый листьями местной коки. Уйгуры жуют их, если им нужно долго идти в горах.
Он жевал горькую кашицу, и эффект не заставил себя ждать. Сонливость прошла, ноги стали двигаться в прежнем ритме — непрерывное движение сапог вперед-назад превращалось в гипнотический танец, в котором участвовали черная кожа и темно-серая ткань горетекс.
[13]
Каменистая почва превратилась в обрызганный ярким светом барабан, издающий энергичную дробь.
Тороп шел весь день не останавливаясь и сделал привал только после захода, словно его активность зависела от солнца.
Когда он проснулся на рассвете, через несколько часов, с точностью до секунды отмеренных специальным пластырем на сгибе локтя, стояла отличная погода. Голубое небо было пугающе ясным. Солнце не успело подняться высоко, но уже заливало песчаные равнины нестерпимо ярким светом.
Тороп тронулся в путь.
Перед ним возвышались заснеженные пики Ферганских гор, отроги которых он сейчас преодолевал. За спиной, далеко внизу, на дне долины, он еще мог различить длинную цепочку солдат — патруль киргизской армии. Отряд из шестидесяти человек растянулся на целый километр. Как писал Че Гевара в «Путевом дневнике», скорость группы пехотинцев равна скорости самого медленного ее участника.
Какая-то дрянная ослица упиралась, отказываясь идти вперед. Тороп наблюдал, как на помощь двум солдатам-киргизам, которые тащили ее за поводья, подоспело еще несколько человек, но ослица так и не сдвинулась с места. Тороп пошел дальше. У всех свои проблемы.
Он находился примерно в двух днях пути от лагеря и скоро должен был встретить дозорных, которые охраняют подходы к объекту.
Тороп поднес флягу к губам. Сделал большой глоток противного теплого чая, чтобы уничтожить горький привкус, остававшийся во рту. Тело двигалось само по себе — пропотевший и одурманенный усталостью механизм.
Ему было хорошо.
2
Ночь была лучшим временем для убийства. Оптический прицел фирмы «Шмидт&Бендер» был снабжен фотоэлектронным увеличителем изображения с несравненной разрешающей способностью, а на ствол снайперской винтовки «Баретт» последнего поколения навинчивался глушитель, прекрасно скрывавший как вспышку, так и звук от выстрела. Это было оружие снайперов армии США — простое в обращении, сделанное с использованием сложнейших технологий, оно стоило заплаченных за него денег. Торопу пришлось много недель доказывать преимущества этой винтовки, прежде чем уйгурские повстанцы, на стороне которых он сражался, решились заказать несколько штук. Военные трофеи, которые он с помощью этого оружия доставил в штаб-квартиру князя Шаббаза Али Валикхана, наглядно свидетельствовали о его правоте.
Ночь была лучшим временем для чтения. Когда сон не приносил пользы или, по многим причинам, был невозможен, Тороп знал: этим следует воспользоваться, чтобы насытить мозг его любимой пищей. Конечно, даже в самой глухой части Западного Китая, где разворачивались военные действия, нередко можно было натолкнуться на экземпляры «Плейбоя» или «Ридерз дайджест», но Тороп предпочитал «Искусство войны» Сунь-Цзы, «Тридцать шесть стратагем», «Путевой дневник» Че Гевары, «Семь столпов мудрости» Т. Э. Лоуренса, «Записки о галльской войне» Юлия Цезаря. Эти книги составляли основную часть его библиотеки, наряду с «Веселой наукой» и «Дионисийскими дифирамбами» Ницше, а также сборником стихотворений персидских поэтов. Чтение позволяло сравнить новый опыт с прежними знаниями. Тороп понимал, что ни к чему заново изобретать велосипед, особенно во время войны с более многочисленным и серьезным противником.
Вот почему после победы китайских войск под Урумчи Торопу удалось убедить князя Шаббаза вести войну, учитывая ресурсы — свои собственные и противника. Он предложил вести войну на истощение. Не искать решающей битвы, а постоянно наносить врагу удары, не рискуя при этом собственными крупными соединениями. Использовать малочисленные, мобильные отряды на всем протяжении границы между Киргизией, Казахстаном и Китайской Народной Республикой, а также специально подготовленных диверсантов-коммандос, действующих в режиме полного самообеспечения, в глубоком тылу, позади оборонительных линий врага. Но, что гораздо ценнее, Тороп убедил этого юношу, сына богатого узбекского магната и уйгурской княжны, говорившего на нескольких языках и получившего образование в Гарварде, прочитать несколько классических трудов, содержание которых обязан знать любой профессиональный солдат, а главное — заставить своих людей сделать то же самое. В итоге за это время тактическое мастерство офицеров, а также воинские навыки унтер-офицеров и даже рядовых солдат существенно улучшились. Доля убитых и раненых в отрядах значительно сократилась. А вот средние показатели ущерба, причиненного противнику, заметно выросли. Торопа распирало от гордости, когда он вспоминал об этом.
Это привело к тому, что однажды он вступил в открытую полемику с князем Шаббазом. Тот возвратился из Алма-Аты, где проходила секретная конференция руководителей национального уйгурского движения. Успех последних кампаний, проведенных Силами освобождения Восточного Туркестана, укрепил позиции князя на этой конференции. Кроме того, среди ее участников ходили слухи, будто местная дивизия пограничных войск будет отозвана и заменена опытным боевым подразделением, переведенным из Центрального Тибета. Для Шаббаза и уйгурских полевых командиров это было явным доказательством того, что их активность вызвала беспокойство пекинских властей и что они прищемили хвост 27-й дивизии.
Торопу не хотелось брюзжать во время всеобщего ликования, но он все-таки охладил пыл уйгуров. Шутки кончились, предстояли серьезные дела. Нужно было постараться, чтобы разгром под Урумчи не повторился. Двадцать лет войн и конфликтов закаляют волю, делают твердыми мускулы и характер. Но они также изматывают и портят человека, причем очень сильно. Особенно если человек специализируется на борьбе за заведомо проигрышные дела.
Любому, кто соглашался слушать, Тороп твердил: необходимо немедленно скоординировать действия всех существующих повстанческих группировок, в том числе тибетских партизан и отрядов сепаратистов из южных провинций, и добиться распространения конфликта к северо-западу от Пекина. Для этого надо попытаться активизировать движение борцов за независимость Маньчжурии, то же самое нужно сделать во Внутренней Монголии. Тороп прекрасно видел, что все эти идеи чертовски интересуют людей из русских секретных служб, в первую очередь полковника, снабжавшего уйгуров оружием. И в то же время он замечал: участникам национальной уйгурской конференции нет дела до Тибета или Гонконга, поскольку с самого первого выстрела из АК-47 они слишком заняты собственной борьбой за власть.
