— Где он находится?
— Наверняка в самом доме. Он похож на настоящий бункер.
— Нет. Когда я во второй половине дня тестировал звук, все было в порядке.
Робичек пожал плечами:
— Тогда передатчик помех был выключен, вот и все.
Сторм ничего не ответил. Он изменил принимающую частоту радиоприемника, когда оттуда полилось дерзкое попурри из Монтеверди, Шёнберга, «Deep Purple» и Сальваторе Адамо.
— Спасибо, — только и сказал Робичек.
Затем пикапы снова появились.
На мониторе компьютера.
Они остановились прямо перед домом. В самом центре картинки. Менее чем в двадцати метрах от уличного фонаря. Помехи усилились. «У них есть свой собственный подавитель сигнала», — заметил Робичек. Из первого автомобиля, зеленого «рэмчаржера», вышли трое мужчин. Из второго, синего «шеви», вылез всего один, по крайней мере, насколько удавалось разглядеть сквозь надоедливое мерцание пелены помех.
— Что это за типы?
— Я никого из них не знаю. Шелл-Си ведь не говорила нам о зеленом пикапе, который вчера вечером свернул на улицу Ривар?
Они увидели, как четверо мужчин направились к входной двери. Тот, кто шел в середине, нажал кнопку видеофона.
Затем, судя по всему, состоялся длинный разговор.
Находясь прямо на линии съемки, пикапы частично перекрывали микровидеокамере обзор. В нескольких метрах позади «шеви» остановился массивный «олдсмобиль» шоколадного цвета, выпущенный еще в XX веке.
Из него вышли двое. Тем временем ситуация возле входной двери стремительно изменилась. Робичек и Сторм смогли разглядеть в потемках лишь быстрое движение людей из первой группы, прорвавшихся внутрь. В тот же момент вновь прибывшие, предположительно мужчина и женщина, прошли в палисадник и зашагали по узенькой, выложенной плитками дорожке к крыльцу. Потом скрылись внутри здания. Дверь закрылась.
Примерно полтора часа ничего не происходило.
А затем события опять стали развиваться стремительно.
* * *
В последнюю ночь своей жизни Николас Кравжич, он же доктор Чарлз Ньютон, сформулировал три желания. Намерение продолжить собственное обогащение посредством скромной торговли информацией и технологиями. Надежду на то, что Шэдоу продолжит поставлять ему лучшие на свете заменители этого существования, для которого характерен мрачный, неприятный конец. Пожелание прекратить тщетные поиски высшей степени экстаза. Но это было так же неосуществимо, как недостижима цель упомянутых выше поисков.
Позже он высказал и четвертое желание, которое в конце концов и было удовлетворено.
Этой ночью доктор Ньютон суетился в своей особой гостиной на верхнем этаже, предназначенной исключительно для его интимной жизни и связанных с ней специфичных удовольствий. Невральный обод в виде венца, управляемого черной коробочкой, которая стояла прямо на полу, сеть микроскопических оптических волокон, подсоединенных к затылочной части черепа, процессор, способный единовременно воздействовать на две тысячи сорок восемь нервных точек, — чудо!
Экстатические состояния от мощных приливов изнуряющей боли, жалящей тело раскаленными остриями лезвий. Жгучие кольца, равномерно вращающиеся вокруг его анального отверстия и самого кончика полового члена, магниты-сверхпроводники, призванные удерживать его тело прямо в пекле, простирающемся строго между двумя полюсами, — боль-наслаждение и наслаждение-боль. Бесконечно повторяющийся, запущенный по кругу эффект Ларсена, испытываемый на добровольце, модифицируемый в соответствии с результатами тестов и снова проходящий испытания под управлением программного обеспечения Шэдоу.
Биопластырь, прилепленный на сгиб локтя, вводил в тело чудодейственный неопротеин, который распространялся по всем каналам организма, донося до мозга стремительно множащуюся и ветвящуюся систему щупов — зондов, имитирующих воздействие раковых опухолей. Клетки как будто подвергались термической шлифовке. Воображение Ньютона тонуло в потоке мазохистских образов, исполненных вычурной эротики, а ощущения наслаждения-боли подстегивали тело — обнаженное, пышущее жаром, покрытое потом, вытянувшееся в струну от жажды жить, как лошадь под ударом хлыста, обжигающим и жалящим, подобно полчищам мух и ос на солнцепеке.
Свет. Озарение разума. Оно действительно могло произойти под действием образа, который возникал перед его мысленным взором: синие, будто выкованные из металла и солнечного пламени мухи лезут по прямой кишке Ньютона, постепенно, равномерно, ритмично продвигаясь вперед и доводя его до бессилия, отказа от собственной силы воли в недрах божественного пекла. В такие моменты перед его глазами вихрем кружились ледяные торнадо из неведомых молекул, крошечные льдинки с острыми гранями мчались вдоль его нервной системы по своим огненным траекториям, гистаминные метеориты бороздили верхние слои атмосферы его сознания и врезались в плоть, сотрясая ее всю, без остатка, конвульсивными спазмами, сопровождаемыми семяизвержением и долгим, очень долгим стоном…
Плотские утехи Кравжича как раз достигли апогея, когда неприятный сигнал из реального мира пробился наконец сквозь ограду его частного рая.
Гиперкодированный вызов с мобильного телефона, с позывными Шэдоу. Экстренный звонок со всеми соответствующими атрибутами. Это было важно. Но доктору Ньютону потребовались долгие минуты на то, чтобы снова вернуться на бренную землю, взять телефонную трубку и ответить на звонок.
Звонил действительно Шэдоу. Ему требовалось срочно повидаться с Кравжичем ради какой-то исключительной сделки. Да, она касалась биопроцессоров и девчонки. Шэдоу хотел приехать через четверть часа.
Ньютон выругался и согласился. Этот молодой дурак прервал его в самый разгар сеанса, во время которого, судя по всему, могло бы реализоваться множество надежд самого скандального свойства.
Кравжич с сожалением отсоединил невральный обод, наспех оделся. Отлепил пластырь, пропитанный неопротеином «SaDo», спустился в гостиную на первом этаже и стал ждать торговца биотехнологиями.
Очевидно, действие наркотика еще не завершилось, поскольку доктор не насторожился при виде изображения, которое появилось на экране его охранного ПК после того, как раздался звонок в дверь.
Ньютон встал и тяжелой шаркающей походкой направился по коридору в прихожую.
Шэдоу действительно находился у порога. Его, изображение двигалось на маленьком черно-белом мониторе, висевшем над входной дверью. Куртка на белом синтетическом меху, неопсиходелические очки. Но он был не один. Рядом стояли два высоченных типа в кожаных косухах: один — лысый, другой — длинноволосый. Позади стоял парень пониже, в забавном клетчатом костюме финансового клерка. У входа в палисадник остановились два массивных пикапа, и в каждом две или три темные фигуры внутри. Почему бы не привезти сюда весь монреальский гей-парад?
— Доброй ночи, Шэдоу. Насколько мне известно, я просил вас приходить одному. Увидимся завтра, когда вы опомнитесь.
