Робичек снова вывел на монитор дом доктора Ньютона.
В этот самый момент на экране произошло какое-то движение, входная дверь открылась. Человек, приехавший туда последним, вышел впереди остальных. За ним, с интервалом в несколько секунд, проследовал человек в белой меховой куртке, с двух сторон от которого шли два здоровенных парня, низенький коренастый человечек и женщина. Они расселись по машинам и уехали в сторону, противоположную той, откуда появились. Они уезжали из этого района, и от пожаров, освещавших восточную часть города.
* * *
— Что мы делаем? — спросил Сторм.
— Ждем девочек. Видимо, они приедут позже, чем собирались. Учитывая происходящее.
Сторм запустил в радиоэфире поиск афроамериканской музыки 1950–1980-х годов. Компьютер обнаружил радиостанцию из Вермонта, которая передавала композицию Принса под названием «Controversy».
— Добавьте к этому русский постромантизм и Гершвина, и, надеюсь, мы закончим эту ночь, не убив друг друга, как эти парни на плато.
— Я добавлю Роберта Джонсона.
— Господин Сторм, должен отметить, вы не только обладаете вкусом, но и умеете ладить с людьми.
Они расхохотались.
Робичек знал немало о бурном прошлом Сторма. Шелл-Си пересказала Ваксу главные эпизоды его биографии, не опуская никаких подробностей. Они были ровесниками, но Сторм за свою жизнь успел сделать в десять раз больше. Двенадцать лет за решеткой, не считая «воспитательных» сроков в юности, — в общей сложности треть жизни. Он появился на свет в Торонто, но его родители постоянно переезжали, пока не расстались, когда ему было семь лет. Его мать, мулатка, танцевала в ночных клубах. В конце концов она обосновалась в Монреале. Отец, тоже мулат, уехал из Канады в Лос-Анджелес с какой-то белой девчонкой из Вермонта. Сторм больше никогда его не видел. Насколько он знал, отец стал алкоголиком и осел где-то в Портленде, штат Орегон. Сторм сидел в тюрьмах Миннесоты, Онтарио и Квебека. Вооруженный грабеж, кража со взломом, мошенничество с платежными терминалами и электронными банковскими счетами. К «Квакерам Земли» он прибился, когда мотал срок в Монреале. Теперь вместе с «Космическими драконами» он обеспечивал безопасность лаборатории.
Девочки предупредили о своем прибытии на Мон-Ройал, отправив кодовый сигнал, приоритет которого лишь на ступень уступал приоритету предыдущего сообщения.
— Мы рядом. Я мигну фарами, когда буду проезжать мимо, — сказала Альтаира.
Шелл-Си тем пыталась настроить цифровую радиомагнитолу:
— Вы слушаете новости, Вакс?
В салоне автомобиля звучал бархатный голос Отиса Реддинга, поющего «Sitting on the Dock of the Bay». Робичек еле заметно кивнул в сторону радио:
— Полагаю, господин Сторм немедленно этим займется.
Сторм с сожалением переключил Отиса задолго до окончания песни.
— Не знаю, стоит ли вламываться в этот дом, — сказал Робичек.
— Думаю, стоит. У других это прекрасно получилось, — отстаивал свое мнение Сторм.
— Да, но мы же понятия не имеем, что искать. И еще меньше представляем, что оттуда могло пропасть, — заметила Альтаира по-французски, спотыкаясь на отдельных словах.
— Думаю, господин Сторм прав.
Это произнесла Шелл-Си, которая удобно устроилась на заднем сиденье «крайслера».
Сидевшая рядом с ней Альтаира, Вакс и Сторм на передних сиденьях повернулись лицом друг к другу, каждый опирался спиной о свою дверцу. «Странная четверка и странный разговор», — подумал Робичек.
— Да, я прав.
— Двое против двух, — заметил Робичек.
Сторм высокомерно улыбнулся:
— Это не тот вопрос, который стоит решать демократическим путем. Нужно оценить факты и сделать логичные выводы.
— Какие выводы, какая оценка? — вскричали Робичек и Альтаира.
Оба рассмеялись. Альтаира так пристально посмотрела на Вакса, что тот даже на мгновение подумал, уж не запала ли она на него.
— Есть один простой факт, вернее, два. Первый — входя в дом, парень в костюмчике нес с собой какой-то чемоданчик. Второй — когда он выходил назад, чемоданчика у него не было. Ни у него, ни у кого-то другого.
Робичек посмотрел на него. «А ведь я не обратил на это внимания. Однако…»
— И что?
— Это снимает первое возражение. Нам нужно искать не то, что они стащили, а то, что принесли в этом чемоданчике.
— Что это, по-твоему, может быть? Какой смысл оставлять что-то в доме, если они ушли? И хочу напомнить: парень, который там жил, судя по всему, очень серьезно относился к охране своей частной жизни. У него там настоящий бункер.
Сторм рассмеялся, а Альтаира перешла в наступление:
— Даже Джо-Джейн говорит, что оставила бы след, если бы захотела проникнуть в недра чужой сети с хорошей системой защиты. Она смогла бы спрятать улики поглубже, в каком-нибудь углу локальной сети, но в конце концов их бы все равно обнаружили. Как в археологии…
Сторм ответил:
— Вы не понимаете. Может быть, там и правда бункер, но этот парень открыл дверь шестерым незнакомым людям, хотя с тем парнем в мехах он явно уже имел дело.
— Да ладно! Откуда ты знаешь? — вырвалось у Робичека.
Сторм уставился на него пронзительным взглядом, острым как стрела:
— Да уж знаю. Называйте это как угодно — инстинкт, опыт, дар, мне все равно. Поверьте, эти люди оказались нежданными и очень необычными гостями.
— Что ты хочешь сказать?
— Внутренняя сеть дома больше не отвечает на вызовы, ее наверняка отключили. Полагаю, то же самое случилось с интересующим нас господином.
— Ты… ты думаешь, он мертв? Они его убили?
— Это так же верно, как то, что мы с тобой сейчас об этом разговариваем.
Робичек умолк, в машине воцарилась тишина. Затем Вакс обратил внимание присутствующих на то, что это — еще одна причина не входить в дом, оставляя повсюду соринки с одежды и органические клетки различного происхождения, которые содержат данные об их уникальной ДНК и выдадут их полиции так же легко, как подкрашенные отпечатки пальцев.
Сторм сделал последнюю попытку возразить, но Вакс прервал его:
— Нет. Не стоит суетиться, по крайней мере сейчас. Я предлагаю просто наблюдать за домом по очереди, вот и все. Девочки пусть едут спать. Мы же останемся здесь до тех пор, пока доктор Ньютон не подаст признаков жизни. Кроме того, нам нужно как можно скорее узнать, что сталось с Мари Зорн. Путь девочки займутся этим после того, как выспятся.
Сторм выразил неодобрение недовольной гримасой. Шелл-Си ничего не сказала. Она сидела в своем углу, надувшись, потому что Робичек и Альтаира пришли к согласию по важнейшему вопросу и в их отношениях, после недель взаимного отчуждения, наконец установилась гармония. «Впрочем, обида Шелл-Си может объясняться диаметрально противоположными причинами, а также тем, — подумал Робичек, — что я, вероятно, приглянулся Альтаире».
