— Труп. Раньше эксперты делали экспериментальные раны на безродных трупах, которых все равно хоронили за счет государства. Ну, чтобы сравнить направление раневого канала при определенном положении ножа и тэ дэ.
— Понятно. Я на машине, вас подвезти?
— Очень хорошо, — обрадовалась я, а то боль в ноге временами заглушала даже страх перед надвигающейся субботой. Кроме того, в руке у меня был довольно внушительный пакет — одежда с трупа Ивановой. Нужно отвезти ее в лабораторию судебной экспертизы, пусть с нее соберут микроволокна наложений и сравнят их с микрочастицами с одежды Риты Антоничевой (с нее я одежду сняла на месте происшествия и сразу отправила куда следует). У нас уже достаточно данных, чтобы утверждать, что преступник сзади прижимался к потерпевшим, по крайней мере, в двух случаях, когда убивал Иванову и когда убивал Антоничеву. Если эксперты найдут на их пальто схожие волокна, которые к тому же не являются волокнами с одежды самих потерпевших, мы, во-первых, получим некоторое представление об одежде преступника. Все легче будет искать… А во-вторых, закрепим доказательства, которые можно будет использовать, когда поймаем злодея. У меня был в практике случай изнасилования в лифте. Насильника задержали соседи потерпевшей, когда тот спокойным шагом уходил от места преступления. Конечно, он все отрицал — мол, просто шел мимо, а задержали его по недоразумению; потерпевшая его опознала, но крайне неуверенно, и на таких доказательствах направлять дело в суд было весьма проблематично. Спасибо, на его пальто нашлась шерстинка от шубы потерпевшей, и когда я предъявила ему заключение экспертизы о том, что его пальто и шуба потерпевшей находились в тесном контактном взаимодействии, он присвистнул и сказал: «Блин, эта шерстинка лет на восемь тянет. Придется признаваться».
Мы с журналистом прошли мимо трех сверкающих иномарок и остановились перед, такой старой и ржавой машиной, что я даже не смогла сразу определить, какого она цвета.
— Подождите, — сказал журналист, — я сейчас сяду и открою вам дверцу, а то снаружи ручки нет.
Он с третьей попытки открыл водительскую дверцу и сел за руль, отчего машина сразу жалобно заскрипела. Дверцу со стороны пассажирского сиденья открыть не удалось ни с третьей, ни с десятой попытки. Старосельцев вышел и предложил мне пролезть на пассажирское сиденье через место водителя.
— А я не могу сесть назад? — спросила я.
— Что вы, задние двери вообще не открываются, — жалобно сказал Старосельцев.
Я послушно пролезла на пассажирское место под рулем, зацепив колготками за ручку переключения скоростей. Какие муки я испытала при этом из-за больной ноги, описать невозможно. Когда, не сдержавшись, я охнула, Антон покраснел и стал извиняться, но я остановила его.
— Антон Александрович, я человек непривередливый. Едем — и хорошо.
— Но мы еще никуда не едем, — пробормотал Антон Александрович. На него было жалко смотреть. Сев за руль и всего за десять минут включив зажигание, он еще десять минут пытался тронуться с места, после чего сказал:
— Не вышло. Давайте я отвезу вас на такси, раз уж я заикнулся.
— Не беспокойтесь, Антон Александрович. Я подожду. Может, вам удастся с ней справиться.
— Вы знаете, — тихо приговаривал Старосельцев, производя какие-то сложные манипуляции с двигателем, — я без машины как без рук. Вот купил ее за двести долларов когда-то, и так привык, что она меня выручает… Вы же понимаете, журналисту очень важно быть на колесах, р-раз — и ты в нужном месте… Ну давай, красоточка моя, поезжай, милая…
«Милая», скрипя и надрываясь, все-таки вняла уговорам хозяина, и мы довольно бодро двинулись по питерским улицам. Правда, мое сиденье все время отъезжало назад, и Старосельцев, извиняясь, пытался его поправить; два раза на меня совершенно неожиданно падал солнцезащитный козырек и больно стукал по лбу, а один раз прямо на больную ногу выкатилась из-под сиденья гантель. Наверное, чтобы не так бросались в глаза неудобства передвижения на «красоточке», Старосельцев пытался развлекать меня разговорами.
— Вы знаете, мы с ней по вечерам халтурим на извозе.
— С ней — это с кем? — машинально спросила я.
— С «Антилопой», — похлопав по «торпеде», разъяснил Старосельцев. — И это так интересно! Попадаются такие типы… Я сценарий пишу, — сообщил он мне доверительно, — а тут столько материала можно собрать! Вот сядет кто-нибудь, начнешь разговаривать с человеком и даже жалко бывает, когда его до места довезешь.
Я кивала, стиснув зубы от боли в ноге, будучи даже не в состоянии поддерживать разговор, и Старосельцев это быстро уловил.
— Мария Сергеевна, если у вас есть двадцать лишних минут, мы заедем в одно место, хорошо?
Я в очередной раз кивнула, поскольку мне было уже все равно, и Антон лихо свернул в какой-то переулочек, проехал через двор и тормознул перед тихой и темной парадной. Перегнувшись через меня, он каким-то чудом умудрился открыть дверцу со стороны пассажирского места и, обежав машину, подал мне руку:
— Прошу!
— Куда? — слабо запротестовала я.
— Ножку полечим…
Я, к собственному удивлению, послушно вылезла из машины, тихо постанывая. Может, хоть какое-то облегчение наступит, все равно, куда мы идем…
— А куда мы идем?
— А тут живет одна хорошая женщина. Она лечит немножко, сглаз снимает, вам сразу станет легче.
— Я в это не верю, — предупредила я, опираясь на руку Антона.
— Ну и не надо, — ответил он, бережно ведя меня в парадную. Грешным делом, у меня мелькнула мысль о том, что если он сейчас достанет нож, я даже не смогу убежать, но мысль эта тут же растворилась в приступе боли, когда я занесла ногу над ступенькой.
Со стенаниями мы добрались до последнего этажа, и Антон позвонил в обшарпанную дверь, из-за которой доносился собачий лай.
Нас даже не спросили, кто там. Дверь распахнулась, и я увидела на пороге худенькую девушку в черном свитере, абсолютно ненакрашенную, с хвостиком светлых волос.
— Привет, Антошка, — сказала она тихим голосом отличницы.
— Привет, Стелла, — отозвался Старосельцев. — Вот привел тебе человека полечить.
— Понятно, — сказала Стелла. — Проходите.
Из-за ее спины рвался нас поприветствовать огромный вонючий ньюфаундленд. Мы прошли в тесную прихожую и оказались в заставленной всевозможным скарбом квартирке. Приоткрылась дверь, из комнаты высунулся малец лет пяти, в трусиках и босой, и тут же закрыл дверь.
— На кухню? — спросил Антон.
Стелла кивнула.
Кухня на своих пяти метрах вмещала, помимо горы кастрюль, банок с домашними заготовками, каких-то кульков и мешков с картошкой и морковкой, еще и клетку, накрытую одеялом, под которым что-то время от времени кукарекало, и черного кота, сидящего на подоконнике. Я потянулась погладить его, но моя рука наткнулась на что-то жесткое, а кот не шелохнулся.
