Фужер, застонав от благодарности, припал к бутылке, как младенец к материнской груди. Когда же он от нее оторвался, во взгляде его светилось желание немедленно на мне жениться, поскольку ему больше нечем было отплатить мне за несказанную доброту. Отдышавшись, он даже попытался выразить это желание вербально. Жену его я знала, симпатичная молчаливая женщина. Детей у них не было, она к Фужеру относилась, как к ребенку, правда, состоящему на учете в детской комнате. В принципе, и Фужер ее любил и платил ей заботой, насколько мог. Помню, один раз он мне устроил истерику, когда в субботу нужно было ехать на уличную операцию, ковать железо, пока горячо, пока клиент желал показать место убийства. А Фужер уперся рогом — не могу обеспечивать оперативное сопровождение, у жены день рождения. Как я его ни уламывала, стоял на своем, как кремень. Я ему про злодея — ведь в понедельник будет поздно, а он мне про жену: а у жены день рождения, и хоть ты тресни. Что делать? Отпустила. Выклянчила у дежурки постового, а понятых бегала искала сама.
После пивка Кужеров возродился прямо на глазах.
— Ты завтракал? — спросила я.
— Да я и не ужинал, — честно признался он.
Я налила воды в чайник, из холодильника извлекла слегка подсохшие остатки торта со взбитыми сливками и два бутерброда с семгой — все горчаковские объедки. Сервировав Кужерову завтрак, я почти с материнскими чувствами наблюдала, как он ест. Все-таки есть что-то трогательное в жующем опере, заставляющее на его фоне ощущать себя княгиней в сиротском приюте.
Наконец Сергей отставил пустую кружку и, сметя со стола крошки, отправил их в рот. Вот теперь его можно было употреблять по прямому профессиональному назначению.
— Слушай, Маша, — начал он. — Я тут немножко в нашем потерпевшем покопался. Квартиру они снимают. Соседи про них ничего сказать не могут, ведут себя тихо, незаметно.
— А почему снимают?
— Он прописан в комнате в коммуналке, я туда зашел — не приведи Господь! Коридор — метров сорок, на кухне соседей больше, чем тараканов, последний этаж без лифта. В общем, “Воронья слободка”.
— А она?
— А она вообще в Питере не прописана. Но квартиру снимала она, я с хозяйкой поговорил. Мужа этого, Коростелева, хозяйка вообще не видела, с ней девица договаривалась. Но предупредила, что будет с мужем жить. У хозяйки претензий никаких.
Я поразилась — когда только Фужер все это успел выяснить? Но он продолжал доставать из шляпы кроликов.
— Сходил я на завод, где Виктор этот работал. Там его хорошо характеризуют, говорят, парень был старательный и непьющий. Про жену его ничего не знают. Друзей на работе не было, ни с кем особых отношений не поддерживал.
— Сережка, когда ты успел?!
— Да брось, — отмахнулся он, — долго ли умеючи? Я тут накопал одну интересную штучку. Коростелев вроде был судим.
— Вроде?
— Понимаешь, пробил я его по ИЦ — сведений нет. Может, не у нас сидел? Но я в отделе кадров на заводе спросил адрес мастера из цеха, где Коростелев работал. Слетал я к нему, благо недалеко. Мастер мне много не рассказал, но упомянул, что к Коростелеву на работу как-то зашел мужик, смурного вида, и Виктор будто бы ляпнул, что это его старый кореш, вместе дневали-ночевали, так он выразился. Мастер клянется, что вид у мужика был стопроцентно зоновский. Может, кто-то “от хозяина” его по башке стукнул?
— Сережка, а зачем тот мужик приходил? Мастер не сказал?
— Вот приятно с тобой работать, Маша, в корень смотришь. Чего мастер к ним и прицепился: мужик принес детали — оружие сделать.
— Он что, при мастере подбивал Коростелева изготовить оружие?
— Мастер случайно услышал, не вытерпел и мужика выгнал.
— Где ж искать его судимость? — задумалась я. — Жена мне ничего про судимость не сказала. Конечно, если в лоб спросить, может, и скажет. А может, и сама не знает.
— Ну, я в Москву запросик уже послал, — скромно признался Кужеров.
— Молодец. И что, тот мужик больше не приходил?
— Мастер его больше не видел. Маш, я его на протокол допросил, не ругайся. У меня на работе протокол, потом мне поручение напишешь.
Я благодарно кивнула. Есть, конечно, опера, которым лучше не поручать никого допрашивать — потом со смеху умрешь, но в способностях Кужерова я не сомневалась. Допросит — любо-дорого смотреть, лучше всякого следователя. Вообще, если бы не пьянство, Кужеров давно мог бы быть начальником отдела. У него и стаж триста лет, и въедливость, и организационные способности, но, похоже, он сам не шибко хочет в начальники. Такой волк-одиночка, рыщет себе где-то, только на сходки приходит, отчитывается.
Последними трудовыми достижениями Кужеров меня вообще добил.
— Я тут еще по жене Коростелева поработал, — продолжил он между прочим. — Ну помнишь, Стеценко нам версию кинул, что жена его заказала.
— Ну?
— Ну и ничего такого не накопал. Если у нее и был любовник, сведений нету про него. С работы, из поликлиники, она ушла еще до того, как вышла замуж. Мамаша у нее с Украины, сама она из Приозерска, лет пять, как уехала оттуда. Поговорил я с операми местными, компромата никакого.
— А отец у нее жив?
— Ну да, я и про папашу спросил. Папаша ейный пропал семь годков назад.
— В каком смысле пропал?
— А вот в таком. Был и сплыл.
— И не нашли?
— И не нашли. Покопаться тут или не стоит?
— А что нам это даст?
Договорить нам не позволили. Затрезвонил телефон, и когда я сняла трубку, Кужеров инстинктивно вжал голову в плечи. Оперская интуиция и тут сработала — на том конце провода голос начальника уголовного розыска проникновенно спросил, не известно ли мне что-либо о местонахождении оперуполномоченного убойного отдела Кужерова Сергея Сергеевича. На мой контрвопрос, почему они ищут своего сотрудника у меня, начальник угрозыска так же вкрадчиво ответил, что по оперативным данным, я была последней, кто видел этого негодяя живым. И, не слушая моего ответа, предложил негодяю даже не трудиться являться лично в РУВД, а прислать по почте рапорт об увольнении вместе с похищенным набором для дактилоскопирования. Чувствовалось, что от полноценных выражений начальника удерживает только офицерская порядочность, не позволяющая трехступенчатых метафорических конструкций в беседе с дамой, даже если эта дама — тоже офицер.
— Ладно, не ругайтесь, — сказала я, разглядывая виноватого Кужерова. — У меня он, с утра пришел с докладом. Между прочим, он уже почти раскрыл последнюю черепно-мозговую, всю ночь работал, кучу сведений притащил. Вот сидим, план разрабатываем.
. Начальник, конечно, мне не поверил, но Кужерову разрешено было явиться в свое подразделение для продолжения службы, и он, ссутулившись, пошел получать свою порцию на раздаче слонов.
