Рувэдэшный водитель высадил нас с Геной возле парадной, где получил травму предпоследний потерпевший, а сам отпросился на часок домой. Мы вошли в парадную, огляделись, вытащили из ближайшей квартиры заспанного дядьку, который вернулся с ночной смены, и ангажировали его засвидетельствовать процесс изъятия следов рук. Дядька вспомнил, что у них в парадной ударили по голове человека, и пообещал свою подпись в протоколе.
— Только вы работайте, ребята, а я посплю пока. Через часок жена подойдет, она тоже распишется.
Зевая, дядька ушел к себе, а мы огляделись в парадной.
— Маша, я на тех двух осмотрах прикинул, где могут быть следы, — раздумчиво сказал Федорчук. — Двери, натурально, захватаны до безобразия — все-таки парадная. Но там же штаны были спущены с мужиков…
— Расстегнуты, — поправила я.
— Да, расстегнуты. Тела лежали возле стены, парадные везде узкие. И здесь, видишь не разгуляешься. Вот я и прикинул: злодей же нагибался к телу, значит, когда вставал, мог опереться рукой о стену.
— Логично. А в тех парадных ты смотрел, было что-нибудь на стенах?
— Ну, натурально. И в одной, и в другой стены в принципе не залапанные, это и понятно, стена не дверь, за нее хвататься нужды нет. Но и там, и сям я снял по ладони.
— Все-таки были отпечатки? — Я подпрыгнула.
— Были, — медленно кивнул Гена. — Достаточно хорошие, свеженькие. И, похоже, везде правая ладонь. Ну что, здесь посмотрим? Помнишь, где тело лежало?
Я вытащила из папки несколько листков бумаги — уголовное дело по факту причинения тяжкого вреда здоровью гражданина Селько. По показаниям врача “скорой помощи” и жильца дома, обнаружившего тело, потерпевший был найден лежавшим ногами к двери. Ударил его, по всему выходило, кто-то, кто вошел вслед за ним в парадную; он упал ничком, а нападавший потом перевернул его на спину — наверное, для того, чтобы расстегнуть брюки. По крайней мере, расположение и конфигурация мазков крови на полу парадной, еще не затоптанных до конца, позволяли сделать такой вывод.
Мы определили участок стены, вдоль которой лежало тело, и очертили воображаемые границы поверхности, которую предстояло обработать.
Гена достал фонарик, посветил на стену сбоку, что-то увидел в косопадающем свете, удовлетворенно хмыкнул и принялся за дело. Открыв свой экспертный чемодан, он долго выбирал, каким порошком воспользоваться, наконец, извлек нужный пакетик и стал методично наносить порошок на стену парадной. Я присела в стороне на ступеньку, подстелив чистый бланк протокола осмотра, и стала заполнять другой бланк, описывая, как выглядит парадная, и что и где мы ищем. Гена с кисточкой в руках сначала насвистывал, потом замолк и поинтересовался у меня:
— Как у тебя с доктором, все тип-топ?
— А что это ты спрашиваешь?
— Ну раз он у тебя ночует, значит, все тип-топ?
— Гена, уж от тебя-то я не ожидала, — простонала я. — Из моей спальни что, прямая трансляция в дежурную часть РУВД?
— Извини, я не думал, что тебе неприятен мой вопрос. Ты же знаешь, мы все за тебя переживаем.
— Мне просто интересно, как быстро распространяются сплетни в милицейской среде?
— На милицейскую среду зря грешишь, — возразил Гена, продолжая водить кисточкой по стене. — Поскольку я про этот радостный факт узнал от прокуратурского следователя Горчакова.
На это я только бессильно скрипнула зубами. И мужики еще осмеливаются что-то вякать про женское пристрастие к перемыванию косточек. На себя бы посмотрели!
Хлопнула дверь, в парадную вошла молодая женщина с ребенком на руках. Она подозрительно оглядела нас, но отважно прошла мимо. От сквозняка меня с ног до головы обсыпало излишками порошка, которым Гена припудрил стену. Я машинально провела рукой по лицу и взвыла от боли, задев свою шишку. Гена на мой вой обернулся, посерьезнел, видимо, я так от боли переменилась в лице, и, бросив свой инструмент, принялся оказывать мне помощь: достав из экспертного чемодана какой-то флакончик, брызнул из него на марлечку и аккуратно протер мне лицо.
— Что это? — спросила я, проморгавшись. — Я в жабу не превращусь?
— Наоборот, — меланхолично ответил Федорчук, — как раз превратишься в принцессу.
— Спасибо, добрый волшебник, — пробормотала я, доставая из сумки пудреницу и рассматривая, в кого же я превратилась.
— Это еще что, — успокоил меня Федорчук, внимательно наблюдавший за моими ужимками перед зеркалом. — Помнишь, был случай, когда медик на берегу реки осматривал труп не первой свежести. Залез в это гнилье по локоть, а потом перчатку резиновую содрал с руки и бросил в реку, но промахнулся и попал прямо в лицо следователю. Ему было хуже, я тебя уверяю.
— Чего тут помнить, это было практически при мне.
— Но это была не ты? — Гена прищурился, всматриваясь в мое лицо, как будто пытаясь найти на нем следы трупной гнили.
— Это была я и как раз тогда превратилась в жабу.
— Да ладно, это была не ты.
— Не я, не я.
— Слушай, — Гена не мог оторвать глаз от моей шишки, — а это задержанный тебя так приложил? Ногой, что ли?
— Нет, это я стала биться головой о батарею, когда он сбежал.
— Но его же поймали?
— Поймали, и в землю закопали, и надпись написали, — пробормотала я, переворачивая страницу протокола.
— Слушай, а он правда киллер? Профи?
— Ах, Геночка, хотела бы я это знать. Он вообще не установлен у нас. Ни имени, ни фамилии.
— А как будешь устанавливать?
— Ну как… Сначала дактилоскопируем, отпечатки зашлем в информационный центр, в Москву.
— Потом?
— Потом… — Я задумалась. — Вот была бы у нас развита генная дактилоскопия… Всего-то надо: у каждого гражданина раз в жизни взять капельку крови в банк генетических данных. Взяли, обработали, получили генную информацию, занесли в компьютер — и все дела. На месте происшествия изымаем кровь, или сперму, или волос преступника, проводим генетическое исследование, закладываем данные в компьютер — а на выходе имеем фамилию, имя-отчество и адрес.
— Вот размечталась, — фыркнул Гена. — Да у нас дактилоскопирование поголовное не могут наладить, а ты про генетику.
— Понимаешь, дактилоскопирование чревато нарушениями прав человека.
— Интересно, каким это образом? — Гена устал распылять по стене порошок, смахнул со лба пот и присел рядом на ступеньку.
— Помнишь, довольно давно у нас в Питере было несколько “глухих” изнасилований школьниц? Опера нашли парня, по приметам похожего, и его вроде бы негласно опознала одна из потерпевших. Парень, естественно, все отрицал. А других доказательств не было. Тогда добрый эксперт-криминалист пообещал помочь. Парня отвели в столовую, дали ему попить компотику, а стакан потом отнесли эксперту. Эксперт снял на пленочку отпечаток пальца подозреваемого, со стакана из-под компота, и перенес этот отпечаток на стакан, изъятый с места происшествия, которого касался преступник. А потом написал заключение экспертизы — мол, на стакане с места происшествия обнаружен след пальца руки подозреваемого.
