— И вы всех?..
— Всех, — он не дал мне договорить.
— А зачем он, кстати, дом ваш поджег? И еще, раз уж зашел разговор про дом, — фамилию вы ведь официально не меняли? По поддельным документам жили?
— Предположим, — сухо сказал он, барабаня пальцами по столу, — Я же говорил, что отбывая наказание, завязал полезные знакомства. А дом Паша поджег, потому что неподготовлен был к учению. Я рано стал посвящать его в веру.
— Учили людей в жертву приносить? Или для начала козлов?
— Предположим, — повторил он. — Он со временем стал бы очень хорошим помощником, если бы не его болезнь. Он был исполнительным, и не имел родственников, а это очень важные условия. Но мне не нужны помощники, которыми я не могу управлять в полной мере.
— Послушайте, — меня осенила жутковатая догадка, — вы присмотрели себе Иванова в помощники еще до того, как сгорела его мать?
Шаталов самодовольно улыбнулся.
— Он оказался способным мальчиком. Что вы так на меня смотрите? Хотите что-нибудь сказать про гуманизм и человечность? Да вы просто не понимаете сути этих понятий. Вы все путаете человечность с тем, что вам внушили слюнтяи-правозащитники. Не равна она гуманизму на самом деле, не равна. Какова цель гуманистов? Благо человечества, так? Но если мы будем помогать слабым, это приведет к деградации человечества. Вы ведь юрист, ответьте, кого нельзя увольнять по сокращению штатов?
Да, этим казусом развлекали студентов преподаватели трудового права уже много лет. Студенты обычно попадались на удочку, потому что им до этого говорили про ограничения по увольнению инвалидов, беременных женщин, женщин, имеющих малолетних детей и прочих незащищенных категорий работников. Поэтому на вопрос, кого нельзя увольнять по сокращению штатов, студенты начинали доверчиво перечислять все тот же набор: инвалидов, ветеранов, — беременных женщин… А преподаватель хитро улыбался: для чего проводится сокращение штатов? Чтобы с меньшими трудовыми ресурсами предприятие работало более эффективно. Но раз нельзя сокращать беременных да инвалидов, значит, только они и останутся после сокращения. Ну, и много вы наработаете с инвалидами да беременными, ха-ха?
Шаталов по моему лицу понял, что я уловила аналогию. Определенная логика в его словах была, хоть мне это и не нравилось.
— Были в истории идеологи, которые призывали к уничтожению «недочеловеков», так? Для чего? Да ради улучшения людского генофонда, понимаете? А ведь это не менее человечно, чем идеологии, основанные на гуманизме. Просто методы другие, а цель остается прежней — благо человечества. Разве не так?
Договорить мы не успели. Раздался страшный грохот, массивная дверь слетела с петель, и мне показалось, что ее выбросило на середину кабинета. В кабинет, грохоча ботинками по лежащей на полу дверной панели, влетели собровцы в масках. Это был штурм.
20
Так что история кончилась тем, чем и началась, — штурмом и нервным стрессом для меня. Говорят, что применение наркоза дважды в течение короткого времени очень вредно для здоровья. Так я вам скажу, что уж лучше наркоз.
Так удачно для меня совпало, что освобожденные мордовороты (это они звонили Шаталову на трубку во время нашей познавательной беседы) прямиком из суда поехали в особнячок, где располагалась фирма будущего Символа сатанинской веры. Конечно, особнячок сначала штурмовать не планировали, но когда Синцову позвонил Сашка, узнавший от Панова, что я куда-то потащилась одна, без охраны, было принято единственно возможное решение.
Когда господина Шаталова отправили на стационарное судебно-психиатрическое исследование, объявился мой старый знакомый, заведующий стационаром.
— Там такая клиника, такие серьезные изменения личности, — сказал он то, в чем я, собственно, и без всякой экспертизы не сомневалась, — причем давно, я поднял его анамнез семьдесят девятого года, он же у нас лежал уже. Странно, что тогда комиссия признала его вменяемым.
А мне было не странно. Мы с Синцовым уже съездили к старичку-эксперту, который когда-то подписывал акт судебно-психиатрической экспертизы обвиняемого Шаталова, как председатель комиссии, а сейчас спокойно доживал свои дни на пенсии.
— Надо же, — искренне расстроился он. — А я ведь хотел как лучше… Конечно, он и тогда был невменяемым, бесспорно невменяемым. Но тогда ему могли и смертную казнь назначить, мы были уверены, что ему смертную казнь назначат по приговору. А если бы мы его признали невменяемым, его бы не расстреляли. Правда, его и так не расстреляли…
От этого визита осталось тягостное впечатление. Андрей после этого отвез меня домой и даже не зашел выпить чаю — тоже был расстроен, и вдобавок торопился в область, там завтра с раннего утра предстояло важное следственное действие: осмотр мест захоронения трупов. Опера надеялись, что бывшие подчиненные новоявленного Антихриста покажут все места, куда спрятали трупы.
А мне бы очень надо было успокоиться и поплакаться у кого-то на плече. Потому что Сашка дома отсутствовал, зато меня ждал ребенок, только что заплетший африканские косички. А потом позвонил прокурор, предложив немедленно подключиться к проверке правильности заполнения уголовным розыском личных дел агентов. Напрасно я ему доказывала, что с личными делами агентов можно знакомиться только с письменного согласия агентов, прокурор меня не слушал. Никакого спасения от темных сил…
