Но я заметил, помимо этого штофа с алкоголем, на ломберном столике в углу кабинета еще один поднос, на нем в беспорядке теснились богемские рюмки и пустая бутылка из-под коньяку. Барон проследил мой взгляд и тут же дернул шнурок. На звон в кабинет заглянул слуга.
— Убери, — сказал ему барон с неудовольствием.
Слуга тишайшим образом сдвинул на подносе рюмки и, подхватив его, бесшумно покинул кабинет. Наверное, этот коньяк выпит был соболезновавшими визитерами, которых барон только что принимал в своем кабинете.
— Кто сообщил вам о происшествии? — поинтересовался я.
Барон снова провел рукой по лицу, как бы желая стереть с него усталость.
— Никто. Я сам прошел по дому и заметил, что дверь в зеркальную залу открыта, и там теплится еле видный свет. Я собрался отругать Василия за то, что тот не потушил на ночь все свечи в доме, и заглянул туда. А там… — он замолчал.
— Вы увидели труп?
— Да, — ответил барон бесцветным голосом. — Я увидел труп. Он лежал так, что не увидеть его было невозможно. И отражался во всех зеркалах, а это позволяло видеть его из любого места залы. А на полу, посреди залы, стоял канделябр на пять свечей. Его позднее унесли по просьбе Ивана Дмитриевича. Путилина, — пояснил он на всякий случай, как если бы я не знал имени-отчества начальника сыскной полиции Петербурга.
— Вы знаете покойного? — решился спросить я, понимая, впрочем, что этот вопрос ему уже задавали сыщики, и в первую очередь — Путилин.
— Нет, господин следователь, — барон покачал головой. — Я никогда ранее не видел этого человека.
— Но… — я собирался указать ему на то, что лицо покойного искажено приметами удушья и наполовину скрыто маской, что, несомненно, затрудняет опознание, однако барон меня опередил.
— Видите ли, Алексей Платонович, вы, наверное, имели возможность убедиться, что у меня фотографическая память. Несмотря на то что ранее я не имел чести познакомиться с вами близко, — он чуть склонил голову и еле заметно улыбнулся, одними уголками губ, — я могу вам назвать цвет вашего галстука всякий раз, когда вы танцевали с моей дочерью. Поверьте, что это так. И теперь, как видите, я вас узнал, хоть на вас и прокурорский мундир, а не партикулярное платье. Могу вам повторить, что человека, убитого в моем доме, я никогда ранее не видел. Но я знаю маску.
— Маску? — я был удивлен. — Вы хотите сказать…
— Да. Я хочу сказать, что маска эта принадлежит мне и украдена из моего кабинета. И маска, и нож.
* * *
До прибытия судебной власти полиция охраняет место совершения преступления и следит за тем, чтобы никто не трогал и не передвигал находящиеся на нем предметы, особенно — имеющие гладкую поверхность. Если на месте преступления окажутся какие-нибудь пятна, следы крови, отпечатки рук, ног или орудий преступления и следы взлома, — полиция следит за тем, чтобы таковые не были уничтожены или попорчены. Никто из посторонних лиц, то есть лиц, не участвующих в производстве следствия, не должен прикасаться к телу убитого. Доступ в помещение, в котором было совершено преступление, должен быть прекращен для всех посторонних лиц, не исключая и журналистов. Двери и окна должны быть заперты, и у ворот поставлена стража. Если же преступление совершено в уединенном доме, или на открытом месте, то доступ к таковому должен быть воспрещен, по крайней мере на расстояние не менее 24 сажен кругом.
[3]
Из «Инструкции для чинов полиции с целью сохранения следов преступления»
Сентября 17 дня, 1879 года (продолжение)
Я не стал пересказывать товарищам содержания допросов обитателей дома, охраняя как следственную тайну, так и частную жизнь семейства Реденов, ограничился лишь описанием следов преступления, найденных в доме. Все следователи сходились в том, что теперь остается ждать поимки злодея с колотыми или порезными ранами, для чего по притонам и кабакам разосланы агенты.
— Жаль, что мы не обладаем возможностью проверить, его ли кровь на месте происшествия, — посетовал я. — Если бы медицина могла отличать кровь человека от крови животного, и кровь одного человека от крови другого…
Громкий смех и оживление товарищей не дали мне договорить.
— Ах, если бы да кабы, да во рту бы росли грибы, — с усмешкой проговорил Реутовский. — Что мечтать о пустом? Помечтайте лучше о том, чтобы полиция исправно выполнила свою работу.
Все присутствующие согласно закивали, чем я был немало удивлен.
— Позвольте, — робко сказал я, — но наука уже на пути к решению этой задачи. Разве вы не знакомы с исследованиями судебных врачей, публикуемых в научных журналах? Вот в британском журнале «Нэйчер» недавно указывалось, что некоторые опыты, в том числе спектральный анализ, позволяют отделять кровяные тельца, происходящие от человека, от крови млекопитающих…
Все оборотились ко мне, и я прямо физически ощутил воцарившуюся тишину.
— Что это еще за анализ такой? — словно бы про себя бормотнул один из опытнейших следователей нашей следственной части Гарцев.
Я был потрясен. Как можно не знать про спектральный анализ?!
— С тех пор, как Хопп-Сейлер в шестьдесят втором году впервые обратил внимание на то, что красящее вещество крови весьма своеобразно поглощает известные лучи спектра, мы получили в спектральном анализе отличное, бесчисленными наблюдениями испытанное средство для открытия кровяных следов там, где они не видны невооруженным глазом или же вид их сомнителен…
Обведя товарищей глазами, я убедился, что никто из них не знаком с тем, какую услугу может оказать спектральный анализ криминалистам.
— Да с чем его едят? — спросил кто-то из коллег, и смешок прокатился по зале.
— Если развести кровь некоторым количеством воды, — принялся объяснять я, не сомневаясь в том, что всем присутствующим это безумно интересно, — и поместить раствор между щелью спектрального аппарата и источником света, то фиолетовый конец нормального спектра представится как бы затемненным, а также вы можете заметить две темных полосы поглощения в желтой части. Этот спектр принадлежит содержащему кислород гемоглобину…
Окружающие меня молчали, всем своим видом выказывая непонимание предмета.
— Или вот статья судебного врача господина фон Гофмана… — продолжал я неуверенно, не зная, как следует понимать такую настороженность моих товарищей. — Три года назад, в семьдесят шестом году, в Венском судебно-медицинском журнале… Почему вы так смотрите?
— Не знал, Алексей, что вы столь интересуетесь судебной медициной, — сухо ответил мне Пле-вич.
— Но что в этом предосудительного? — удивился я. — Следователь должен быть всесторонне образован, и особенно в тех областях знаний, которые наиболее полезны для наших служебных обязанностей. Вы разве не читаете этих журналов?
