Уже стоя перед дверью Полякова, он вдруг задал себе вопрос, зачем он притащился сюда на ночь глядя, без понятых, не имея никаких законных оснований проникать в эту опечатанную квартиру; да что там законные основания, – без ключей даже он пришел. И что будет, если кто-нибудь застукает его там. Вызовут милицию, закрутят руки, отправят, как бабушки Покровские говорят, в участок, а потом доказывай, что ты не хотел ничего спереть отсюда и вообще не превысил полномочий. Еще и поколотят, небось, перед тем, как захлопнуть дверь «обезьянника».
Будто в унисон его мыслям, внизу хлопнула дверь парадной. Антону стало не по себе; даже мороз продрал по коже; ему вдруг представилось, что кто-то уже разгадал его преступные намерения проникнуть в опечатанное жилище и идет его задерживать. Но в подъезде было тихо, шагов слышно не было, и от этого Антон испугался еще больше.
Страстно желая спрятаться куда-то, он безотчетно дернул опечатанную дверь, и она с тихим шорохом подалась на него. Он юркнул в липкую темноту за этой дверью, притворил ее и привалился к теплой стене всем телом.
Вокруг была тишина, у него даже застучало в висках. Никто не преследовал его, никто не ломился в дверь, и тут Антон с ужасом осознал, что квартира была кем-то вскрыта. И не исключено, что этот «кто-то» поджидает его в темноте, а это пострашнее, чем оказаться в участке – там хотя бы светло.
Он еще сильнее прижался к стене в прихожей, не испытывая ни малейшего желания проходить в квартиру и выяснять, кому и с какой целью понадобилось туда забираться. Но почему-то выходить на лестницу Антону хотелось еще меньше. Он перевел дыхание и вытер пот со лба. Бесконечно стоять тут, подпирая стену, невозможно, надо что-то решать.
Он осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, пошарил рукой по стене возле двери в надежде нащупать выключатель. Потом сообразил, что в старой квартире выключатель, скорее всего, не на уровне колена, как это диктуют современные правила эргономики, а на уровне лица, и повернулся к стене, практически сразу уткнувшись носом в черную полусферу с пупырышкой реле. Но зажечь свет сразу побоялся, некоторое время стоял, успокаивая дыхание, а потом зажмурился и все-таки щелкнул пупырышкой.
Свет в прихожей не ослепил его, наоборот, глазам даже не пришлось привыкать к смене обстановки. Лампочка без абажура, болтавшаяся на крюке, вбитом в потолок, горела так тускло, что Антон мог спокойно смотреть на еле тлевший волосок накаливания. Оглядевшись, Антон увидел темные засаленные обои, допотопный шкаф, загромождавший половину прихожей, и лежащий посреди пола сломанный стул. Ему стало как-то не по себе.
Конечно, стул мог валяться и просто так. Заметно было, что хозяин не слишком холил свое жилище; возможно, плохо видел в силу преклонного возраста и спотыкался о мебель... Опять-таки, не исключено, что стул опрокинули труповозы, выносившие тело покойного из квартиры. Но Антону отчего-то стало еще тревожнее, чем на лестнице.
Преодолев себя, он отлепился от стены и сделал несколько шагов по коридору. Прислушался: в квартире было тихо. Подозрительно тихо, подумал Антон. Подойдя к двустворчатой двери с проплешинами облупившейся краски, он робко заглянул в комнату, и встретился глазами с кем-то у окна. Сердце зашлось так, что несколько мгновений Антону было нечем дышать. Он инстинктивно дернулся назад, но наткнулся на створки двери, больно шлепнувшие его по спине. Вот я и в ловушке, промелькнуло у него в голове. Ни вперед, ни назад, сзади преграда, прямо по курсу – некто, поджидающий его в полумраке.
Он замер, фигура перед ним тоже замерла; подождав, пока в ушах утихнет набат от бьющегося сердца, Антон слегка качнулся вправо, и фигура напротив сделала движение в ту же сторону. Разглядев наконец обстановку комнаты, Антон перевел дыхание: на него смотрел он сам, из высокого мутного зеркала в резной раме. Сердце опять скакнуло так, что зашумело в ушах, но теперь уже от радости: вот оно, зеркальце, за которым он охотился, подвергая себя опасности; вот оно и что же с ним теперь делать?
Пожирая глазами зеркало, Антон медленно пошел к нему через комнату, не обращая внимания на то, что его окружало. В квартире было по-прежнему тихо, но он теперь уже не чувствовал такого леденящего ужаса, как поначалу. Его, как магнитом, тянуло к гладкой поверхности зеркала, почему-то напоминавшего ему прорубь с темной глубокой водой; окна справа и слева от зеркала казались элементами сказочной декорации, такими же голубоватыми, но не столь глубокими, как центральный элемент.
Не сводя глаз с вожделенного зеркала, Антон приблизился к нему почти вплотную, так, что мог потрогать таинственную бездонную поверхность; он даже протянул руку, но почему-то испытал страх, что зеркало втянет его в себя, в черную дыру, свистящую там, за стеклом, которое являет собой всего лишь иллюзорную преграду перед иным, неведомым, миром.
Он отдернул руку и вдруг похолодел: в зеркале он увидел, что позади него мелькнула чья-то тень. Он замер, боясь обернуться, и пялился в зеркало, пытаясь рассмотреть, что же проскочило за его спиной, но, как ни напрягал глаза, так и не понял, что происходит в комнате. Движения сзади больше не было. Может, почудилось? – с надеждой подумал Антон, слегка расслабился, – и вдруг ясно увидел в зеркале позади себя худое и ужасно знакомое лицо. Он замер и тот, кто стоял позади него, замер тоже, давая Антону возможность вспомнить, кто это смотрит на него из холодной глубины зеркального стекла. Не прошло и двух секунд и Антон вспомнил. И удивился: этого же не может быть! Из отражения в зеркале на него смотрело худое морщинистое лицо с мерцающими в сумраке глазами, лицо, которое он несколько дней назад описывал в протоколе осмотра; лицо, которое не далее как сегодня он еще раз видел на фототаблице.
Разум отказывался верить в то, что видел Антон в зеркале. Худое лицо, аккуратно подстриженные седые волосы, сивая бородка клинышком, очки в старомодной оправе, стеганая домашняя куртка. Покойный Годлевич смотрел на него оттуда, но Антон про себя сопротивлялся этому выводу. Можно было, конечно, обернуться и проверить себя, без посредства зеркала посмотрев в мерцающие глаза этого выходца с того света; но заставить себя сделать это Антон не мог: ноги словно приросли к полу, и туловище окаменело до боли в позвоночнике.
А пауза слишком затянулась, вдруг подумал Антон, и в этот самый момент на него обрушился потолок.
Ой, как больно, пронеслось у него в сознании, пока он падал на пол, пытаясь придержать руками голову, грозившую отвалиться. Упав, он сжался в комок, и только теперь в ушах зазвенело, и блестящие мушки заметались перед глазами, закручиваясь в тугую спираль вокруг его головы, и очень быстро закрутились так, что Антон перестал понимать, что происходит, потому что перестал слышать и видеть. Ой, отключаюсь – все-таки успел подумать он.
15
От паркета пахло сырым деревом. И что-то ужасно шумело, отдаваясь в висках. Антон застонал и приподнялся. Почему так пахнет влагой? Вдруг потянуло прохладой – это раскрылось окно, и глухой шум с улицы стал еще явственнее. Значит, дождь пошел, подумал Антон и, чертыхаясь про себя, с трудом сел на полу.
