Она съела таблетку и запила. Вода показалась очень вкусной.
– Теперь надо заесть, а то в желудке будет дырка. – Он дал ей ломоть хлеба.
Хлеб растаял во рту, знакомый вкус успокоил.
– Скоро пройдет, но кровить будет еще несколько дней. – Он присел на пол и задумчиво поглядел на нее. – Сколько вам лет?
– Семнадцать.
– Ха. – Он почесал в затылке. – Совсем ребенок.
– Нет, не ребенок, – возразила она и выпрямилась.
Доктор Радмори запустил руку в кудри – словно ветер всколыхнул листья яблони.
– Я в семнадцать чистил стойла в папином коровнике, у меня еще молоко на губах не обсохло. Маловаты вы и для войны, и для этих парней.
Тут Элси вспомнила, что снаружи ждет Робби. По груди потекла струйка пота.
– Доктор, при всем уважении к вам, со мной столько всякого было. Спасибо за помощь, и хочу попросить еще: не говорите ему, пожалуйста. – Она посмотрела на дверь.
Доктор Радмори тоже посмотрел.
– А. Ясно.
– Никто не должен знать.
Их взгляды встретились. Мотылек все трепыхался у лампочки. Доктор Радмори сочувственно улыбнулся, и Элси поняла, что он ее не выдаст.
– Наверное, ему не терпится узнать, как вы. – Доктор встал.
Элси пожала ему руку. Оба удивились.
– Спасибо.
Ей не хотелось отпускать его, а он не убирал ладонь. Его пальцы словно стали ее продолжением. Она выпустила их, боясь, что не сможет оторваться от ровного биения его пульса.
Доктор Радмори открыл дверь.
– Жива-здорова, – объявил он.
Робби вошел, утирая пот с висков.
– Что с ней?
Элси не дрогнула. Доку можно доверять.
– Юной леди надо отдохнуть и хорошо покушать. Вам, парни, придется недельку обойтись без ее прекрасных очей, – сказал доктор Радмори.
Робби похлопал его по плечу:
– Спасибо, док. Побегу приготовлю куриной лапши. И, гм… – Он повернулся так, чтоб Элси их не видела: – Командование может не понять, и… ну, в общем, надеюсь, это останется между нами. Клятва Гиппократа и прочее.
Доктор Радмори закинул рюкзак на плечо.
– Сержант, с клятвой Гиппократа я знаком. – И обратился к Элси: – Полежите, пока не утихнут спазмы. Сегодня и завтра – отдых. Когда кухня закроется, отвезите ее домой, – сказал он Робби. – Если понадоблюсь, зовите.
От блеска его глаз у нее перехватило дыхание. Ей хотелось пойти с ним. Неважно куда. Но ей было стыдно за мокрую юбку и боль в животе.
Сорок два
Кондоминиум «Эль-Камино»
Сан-Франциско, Калифорния
Эль-Камино-Реал, 2048
5 мая 2008 года
Понедельник – день тяжелый. Вечером Реба засела на балконе с полным бокалом дешевого белого вина, банкой тунца и двумя слоеными печеньями, которые испекла вчера. Рецепт назывался «Муха-кыш». Диди вырезала его из очередного маминого кулинарного журнала и отправила Ребе с такими словами:
В этой старой песенке много мудрости. Когда ем, всегда улыбаюсь. Подумала, что надо с тобой поде литься. Прыг к моей Лу
[76]
, дорогуша.
Реба готова была хвататься за что угодно. Грустные апрельские чертики к маю выросли в полномасштабных мрачных демонов. Она глотнула вина.
– Фрилансеры должны понимать, что существует срок сдачи номера, – распространялась она вслух. – И если они опаздывают на денек-другой, мне приходится упихивать всю свою работу в одну неделю перед отправкой в печать, а при этом огрехи просто неизбежны. – Она сняла со слоеного печенья хрустящую верхушку и бросила Креветке через балконную оградку. – Я не сверхчеловек! И что себе думает Лея? Она же главный редактор, ей и флаг в руки. Нет-нет, она слишком занята, у нее встречи, обеды в «Ше-Панис». А я, значит, редактируй все эти безграмотные ути-пуси про звездные диеты, модные тапки и рестораны с натуральным маслом! Где реальные истории про настоящих людей? – Она впилась зубами в печенье. – Хм-м-м-м… Жестковато, как думаешь?
Креветка уже сожрал кусок и теперь обнюхивал пол в поисках крошек.
– Конечно, тебе нравится. Ты и яйца свои оближешь. – Она отломила еще кусочек и бросила собаке. – Так о чем бишь я?
Это был уже четвертый бокал. Денек выдался трудный. Лея устроила ей разнос на глазах у всей редакции за то, что в майском номере неправильно напечатали имя знаменитого шеф-повара. Рики не отвечал на звонки уже неделю. Диди написала, что встретила адвоката по фамилии Дейвисон, и хотя не верит в любовь с первого взгляда, но это именно она. Ну а в довершение ко всему, потекла кухонная раковина и на полу стояла лужа глубиною в дюйм. Реба решила, что звезды сегодня против нее, прописала себе, любимой, бутылочку вина и спаслась с ней на балконе.
– Заруби себе на носу, дружочек: работа – отстой, любовь – отстой, жизнь – отстой. Сидела бы себе в Эль-Пасо. – Она поставила стакан и подцепила тунца из банки. – Кстати, а где твои хозяева? Ты один тут живешь? Вроде не один, кто-то ведь за тобой убирает. А кормлю я, видит бог. – Она запила тунца вином. – Господи, надеюсь, меня не засудят за кормление соседской собаки. Эй, ты бы побегал, что ли, по балкону. А то потолстеешь от этого печенья. Нельзя, чтоб ты потолстел, а то будет как с тем чуваком, который засудил «Макдоналдс» за то, что его раскормили. А я – не «Макдоналдс». Да уж.
Рыжее ночное небо подсвечено огнями города. Белые, желтые, оранжевые созвездия по берегам Залива. А в Эль-Пасо луна и вообще… Реба соскучилась.
– Хватай. – Реба бросила Креветке остатки печенья и услышала хруст и чавканье в темноте. – Рада, что хоть кому-то нравится. Не знаю, что я сделала не так. То ли слишком сильно взбила, то ли слишком слабо. Поди разбери.
Креветка вдруг вскочил, навострил уши и антенной задрал хвост. Стеклянная балконная дверь отъехала, и из темной квартиры вышел мужчина. Креветка засуетился, засновал у него под ногами.
– Привет, Джерри, а ты вроде уже поужинал. – Мужчина принес миску с сухим кормом, но пес обнаружил огрызок печенья, и с восторгом на него набросился.
– Е-мое, – прошептала Реба и допила вино. – Гм, привет, – сказала она, поднимаясь со своего шаткого шезлонга. – Я Реба. Только что въехала. Вообще-то в феврале, так что нельзя сказать «только что». Но раз мы как-то умудрялись не встречаться, получается, что я могла бы въехать и только что. С вашим песиком мы старые приятели. Мне как бы показалось, что ему тоже одиноко, и я подумала, что нам с ним будет приятно составить друг другу компанию. Короче… – глубокий вдох, – привет, сосед! – И она протянула руку через оградку. Получился не дружеский жест, а дрожащий выпад мясника.
