Впрочем, есть у этого психологического механизма и «скрытые
резервы», неизвестные даже автору, так что можете использовать свою фантазию.
Однажды в большой компании моих друзей и их спутниц я между прочим рассказал
про этот метод. В ответ мужчины, как это у них водится, посомневались,
порассуждали и забыли. Но через пару недель произошла забавная вещь.
Практически все женщины, которые слышали мой рассказ, одна за другой
признались, что с помощью этой процедуры они сами, да вдобавок ещё и их
сотрудницы, с которыми они поделились этим «ноу-хау», успешно справляются с
«болями в животе» (неизвестными мне как мужчине).
Надо сказать, это весьма меня удивило, но и очень
порадовало. Боли в животе – тоже проблема, которая влияет на состояние
психологического комфорта. Поэтому, даже если эта техника пригодится только для
этой или подобной ей цели – это уже замечательно. А если с её помощью вы
научитесь справляться и с более выраженными психологическими проблемами – лучше
некуда!
Наше самоопределение не появляется у нас в голове; оно
складывается из наших поступков.
РеттБраун
Впрочем, все началось именно с боли. Однажды мне пришлось
срочно выехать в командировку. Зимой в Сочи – что может быть лучше? Ещё до
отъезда меня немного беспокоил зуб, но к стоматологу, как это водится, я не
успевал. На какое-то время боль успокоилась, и я с лёгким сердцем отправился в
солнечный город, где небо ночью кажется темно-синим ситом с алмазами. На второй
же день зуб разболелся, словно специально.
Что делать? Во-первых, совершенно не было времени, а
во-вторых, куда идти с больным зубом в чужом городе? Надо было перетерпеть, но
не помогали даже безумные анальгетики! Казалось, во рту взорвалась бомба. Я
боролся с болью, как Самсон со львом, только в отличие от этого мифологического
сюжета – это мне, а не льву разрывали многострадальную «пасть». На какое-то
время мои героические усилия давали некоторый эффект, но стоило мне прерваться
в своих психологических изысках, как зубная боль брала надо мной верх.
Наверное, я был похож на раненого зверя, впрочем, о льве я уже упоминал.
В один из таких приступов, признаюсь, я сдался. Просто
отдался своей боли, и все. Через какое-то мгновение я с удивлением для себя
констатировал, что боль заметно утихла. «Bay!» – сказал я себе, и она появилась
вновь во всей своей красе. Что было делать? Мне пришло в голову утрировать,
усилить свою «капитуляцию». Я лёг, закрыл глаза и, насколько это было вообще
возможно, сконцентрировался на своей зубной боли. Она переходила всякие границы
приличия – так просто негуманно было болеть! Но я твёрдо решил довести дело до
конца. Все свои душевные порывы я посвятил зубной боли и не поддавался ни на
одно резонно возникающее предложение (со своей же собственной стороны, как вы
понимаете) прекратить этот инквизиционный эксперимент.
Когда боль достигла своего апогея, я не остановился, а
пригласил на подмогу все своё врачебное воображение. Я стал представлять
воспалительный процесс. Я шёл от малого к большому. Сначала я представлял себе,
как в воспаление вовлекается вся моя верхняя челюсть. Потом этот процесс
перекидывается на все близлежащие органы: глотку, нижнюю челюсть, носовые ходы,
евстахиевы трубы, уши, глаза и т. д. Боль росла, как на дрожжах. Воображаемый
гной растекался по всем возможным анатомическим пространствам, а где их не
было, он их образовывал. Примерно через пять минут у меня начался «сепсис»
(«заражение крови»). Меня не понарошку стал бить озноб, а боль поглотила весь
мой тщедушный организм и казалась нечеловеческой. Наконец пришло время
спасительного гнойного менингита. Я грезил о смерти, как заплутавший в пустыне
путник мечтает о глотке воды. И я умер… Вот так.
Примерно через минуту после своей «смерти» я открыл один
глаз, осмотрелся и обнаружил, что у меня ничего не болит. Ровным счётом –
ничего! Я постучал по зубу, но, кроме глухого насупившегося раздражения, так
ничего и не услышал. Всю следующую неделю я чувствовал себя прекрасно. Море,
небо и приятные встречи. Когда я вернулся в родной «город, знакомый до слез», боль
возобновилась, и я отправился к стоматологу. Для флегматичного стоматолога он
достаточно сильно удивился и спросил: «Долго вы с этим ходите?» На мой
встречный вопрос о том, почему это его так интересует, он ответил, что подобной
комбинации и в таком запущенном состоянии ему уже давно не приходилось видеть.
На одном зубе был и пульпит, и периодонтит, и абсцесс. И с этим я нормально
прожил целую неделю! Нонсенс.
Психология творит чудеса. Вам так не кажется? Лично я в этом
уверен и с тех пор проповедую сумасбродную мысль о том, что если все функции от
головы, то, значит, голова может все что угодно. Основание для этого вывода –
мой зуб, который благодаря стараниям моего стоматолога служит мне и по сей
день. Тьфу, тьфу, тьфу…
Начиная с определённой точки возврат уже невозможен. Этой
точки надо достичь.
Франц Кафка
* * *
Теперь к делу, сегодня пойдёт речь ещё об одном
психологическом механизме, который позволит нам справляться с тревогой,
психологическими проблемами, навязчивыми мыслями и даже, в ряде случаев, с
болью. В чем он состоит?
Человеку вообще свойственно бояться всего неизвестного, этот
инстинкт унаследован нами от животных и соответствует формуле «не знаешь – не
лезь». Резонно, ничего не скажешь. Но, как и большинство других «резонных»
психологических механизмов, он перевернут нами с ног на голову. Смотришь на
такое отношение к «природным ресурсам» и сразу хочется вступить в партию
«психологической экологии». Не любим мы себя – вот что я вам скажу!
Итак, бояться неизвестного естественно. «Но при чем же тут,
например, боль?» – спросите вы. Все при том же. Ведь нам неизвестно, к чему она
приведёт. Может быть, действительно к смерти? Боль и смерть – психологически
очень близкие друг другу понятия. Поэтому на уровне подсознания мы точно делаем
такой прогноз, а уж он запускает множество других малоприятных психологических
механизмов.
Нам также неизвестно, что с нами случится, если тревога или
депрессия покроют нас с головой, как волна в семибалльный шторм. Мы не знаем,
что будет, если уже долго, но слабо тлеющий семейный конфликт разразится
наконец со всей силой. И мы боимся говорить друг с другом «начистоту».
Неизвестно, что будет, когда пройдёт влюблённость, что ждёт нас после смерти и
т. п. Иными словами, неизвестно, что будет там – после… А потому мы боимся,
оттягиваем приближение этого «неизвестного». Мы боимся окончания того, что
известно, поскольку не знаем, что будет после него. Но от этого страдание не
уходит, а лишь растягивается, усиливается и ранит нас, подобно лезвию бритвы.
Если бы мы знали все наверняка, разве стали бы мы
переживать? Если бы мы знали, как все случится и чем все кончится, стали ли бы
мы нервничать и дёргаться из-за временных трудностей? Если бы мы знали своё
будущее, разве волновало бы нас настоящее? Если бы мы знали, например, что
разгорающийся уже пять лет семейный конфликт приведёт к разводу, за которым
последуют два счастливых брака, разве стали бы мы оттягивать этот конфликт,
надеясь, что «все как-нибудь уладится»? Разве стали бы мы мучиться «проблемой выбора»?
И разве стали бы мы жить с этим мучительным психологическим грузом все
прошедшие пять лет?! Но всего этого мы не знаем. Впрочем, имеем шанс так
никогда и не узнать, если будем без конца оттягивать, терпеть, ждать какого-то
чуда и привыкать к своему страданию, которое, как это ни печально, мы же сами
себе и создаём.
