Друг, не бойся ошибок. Ошибки – не грехи. Ошибки – это
способы создания чего-то нового, отличного, возможно, творчески нового.
Фредерик Пёрлз
Согласно данным беспристрастной статистики, только один из
десяти суицидов заканчивается смертельным исходом. Остальные же переходят в
госпитализацию: или в токсикологическую реанимацию, или на травматологическое
отделение, или сразу же в психиатрию. Так что если у кого-то такие планы уже
были, то знайте, что жить значительно легче, чем пытаться свести с ней счёты.
Поберегите силы для лучшего. Но я отвлёкся.
Итак, я поведал ей о девяти из десяти самоубийств. На
психиатрическом жаргоне такие самоубийства называются ещё так: «смертельная
доза минус одна таблетка». Что это значит? А значит это то, что если самоубийца
и решается на этот шаг, совершает это безумное действие, то в душе его
решимость далека от ста процентов. Что, впрочем, и не странно, поскольку
инстинкт самосохранения на то и инстинкт, чтобы защищать нас от категоричности
и наивности нашего мышления. Поэтому, принимая какие-то препараты в целях
отравления, человек инстинктивно «недоедает» одной таблетки до смертельной
дозы. Если он решается выброситься с балкона, то последний оказывается,
например, не шестым, а пятым. Если он хочет отравиться газом, то начинает это
незадолго до того, как кто-то должен будет войти в это помещение. И это не
игра, не симуляция – это действия разумного и мудрого инстинкта самосохранения.
Надо жить, дамы и господа! Когда я сам однажды оказался в
реанимации, то услышал от своего врача замечательную фразу: «Христос терпел и
нам велел». Что ж, это правда, и это хорошо. Наше подсознание всегда надеется
на лучшее, и в этом смысле оно значительно разумнее и мудрее нашего «учёного»
сознания, тяготеющего к тоске и унынию. Подсознание, внутренние силы всегда
дают нам шанс – прислушайтесь к себе, это важнее тысячи лекций и миллиона
нравоучений. Вот об этом я и рассказывал своей пациентке. Она отвернулась, и её
взгляд безотчётно устремился в окно. В комнате стоял полумрак, шикарные гардины
прикрывали окно почти наполовину, за окном валил снег и завывал холодный ветер.
Вдруг она глубоко вздохнула, выдохнула и замерла.
Прошло 10, 15, потом 20 и 30 секунд… Дыхание не
возобновлялось. Я не знал, на что решиться: то ли заставить её очнуться, то ли
разрешить ей «падать» и дальше. А так как именно это ей и было нужно, то
вмешиваться я не торопился, хотя тем временем оживил все свои знания по
вопросам реанимации и оказания неотложной помощи. Время шло, прошла уже минута,
она не дышала. Только по едва заметной пульсации её сонных артерий было
понятно, что жизнь в ней ещё теплится. Когда прошло ещё некоторое время, на её
лице вдруг появилась улыбка, она потихонечку вздохнула и открыла глаза. Её
взгляд был направлен в холодное окно, а по щекам градом потекли горячие слезы.
Прошла ещё пара минут, и она, повернувшись ко мне, спросила:
«Хотите кофе?» Тут пришла и моя очередь прослезиться. Мы пошли в столовую, она
сама приготовила нам кофе, отправив горничную, оторопевшую от такой
самостоятельности своей хозяйки, в магазин за цветной капустой. Уже за кофе я
узнал, что же с ней произошло. Оказывается, в молодости, около 20 лет тому назад,
она уже пыталась покончить жизнь самоубийством, и именно по рассказанной мною
схеме: смертельная доза минус одна таблетка. Исход был типичный: её нашли
друзья, студенты-медики, сделали ей промывание желудка.
Потом она заснула, а проснувшись, обнаружила себя в тёмной
незнакомой комнате. Дверь была слегка приоткрыта, и из коридора в комнату падал
тонкий луч жёлтого света. На кухне слышались голоса. Друзья, обнаружившие её,
решили обойтись собственными силами и не привлекать внимания родителей,
«общественности» и вездесущих комсомольско-партийных органов. И теперь, спрятав
мою подопечную, они ждали, пока она придёт в себя, чтобы разойтись по домам со
спокойным сердцем. Голова кружилась, она чувствовала слабость и продолжала
лежать на кровати, смотря на свет в дверном проёме. Через какое-то время в
комнату вошёл тот, из-за которого, собственно говоря, все и случилось (впрочем,
он об этом, по-видимому, не знал). Увидев, что она проснулась, он мягким и
нежным голосом спросил: «Ну, как ты? Хочешь кофе?»
Христос умер не для того, чтобы спасти людей, а для того,
чтобы научить их спасать друг друга. Это, разумеется, грубейшая ересь, но это
также и неоспоримая истина.
Оскар Уайльд
Когда я рассказал ей про суициды, вся эта картина встала
перед её глазами. И её охватила такая невообразимая тоска, что ей на мгновение
показалось, что жизнь кончилась. То, что она не дышала, она не помнила, ей
просто показалось, что она провалилась куда-то, во что-то тёмное и пустое.
Ощущение обречённости, конца было полным и столь же реальным, как ощущение
жизни до болезни. В этом своём видении она падала и падала, пока не заметила
льющийся со стороны жёлтый свет. Её падение приостановилось. Она посмотрела на
этот свет и почувствовала запах кофе. Этот банальный для большинства из нас
запах принёс в её душу такую радость и спокойствие, что она расплакалась от
счастья.
Если пациент собирается покончить со своими прошлыми
проблемами, он должен покончить с ними в настоящем. Он должен понять, что, если
прошлые проблемы были действительно прошлыми, они перестают быть проблемами и
они, конечно же, перестают быть нынешними.
Фредерик Пёрлз
Теперь вернёмся к её юношеской истории. Незавершённый, не
доведённый до конца суицид стал для неё глубокой и неразрешимой проблемой. Она
жалела, что не покончила с собой, поскольку её отношения с этим молодым
человеком так и не наладились, а больше ей так никого и не удалось полюбить. С
другой стороны, она испытывала огромное чувство вины, и не столько перед другими,
сколько перед самой собой. И она стала падать с лезвия, на котором так долго
балансировала. Она отдалась ощущению безвыходности, тупика, которое было в её
подсознании крепко-накрепко сопряжено с жизнью. Когда она дошла до последней
точки, страдание отступило, и она увидела свет, а падение остановилось.
Осталась вина, но тут она почувствовала запах кофе, который с того далёкого
вечера ассоциировался в её подсознании с любовью и всеобщим прощением.
В православном церковном календаре есть праздник, очень почитаемый
на Руси, называют его просто «прощёное воскресенье». В этот день мы просим
прощения и сами прощаем. Это-то и сделала моя подопечная под запах кофе,
который, очнувшись, предложила и мне, видимо, в знак всеобщего прощения и
благодарности. Уходя, я спросил: «А почему цветная капуста?» Она улыбнулась и
ответила: «Просто захотелось цветной капусты, вот и все». Слово «захотелось»
было для меня высшей наградой.
* * *
В русском языке мы без труда найдём множество выражений,
отражающих суть того загадочного психологического механизма, о котором шла речь
выше. Например: «он на грани», или «у него срыв», «он надорвётся», «он на краю
пропасти», «полный провал», «все рухнуло», «разговор на грани фола» и все то же
самое лезвие: «мы ходим по лезвию». Жизнь подобна огромному кубу со множеством
граней и следующих друг за другом плоскостей. Мы всегда идём к очередной грани,
и поэтому бояться нечего, поскольку за ней с необходимостью всегда следуют
новая плоскость и новые пути. Идя к краю, мы не видим того пути, той плоскости,
того пространства, которое открывается за ним. Кто-то другой идёт сейчас по
той, другой стороне этого куба нам навстречу, и он также боится того невидимого
ему пространства, которое держит сейчас нас. По-настоящему страшно может быть
только в том случае, если закончится горизонт, но это, к счастью, никогда не
случится. Мы боимся подойти к краю, но за краем новое если мы не рискнём, не
шагнём, когда от нас этого требует жизнь, то мы никогда его не узнаем. Мы
обречены тогда жить прошлым, так что один этот шаг дороже, хотя и сложнее, тех
тысяч, которые вы проделали по пути к нему.
