Преисполненный энтузиазма, я рассчитывал к одиннадцати часам добраться до Спокана. И вдруг мое тело взбунтовалось. Я наткнулся на невидимую стену, хорошо знакомую бегунам на марафонские дистанции. От былого подъема сил не осталось и следа. На меня навалилась жуткая усталость. Я едва переставлял ноги. Однако я заставил себя идти дальше, пока не заметил вывеску мотеля «Хилтон-гарден». Рядом светилась вывеска ресторана «Рыжий лось». К моему удивлению, свободных номеров в мотеле не оказалось. Администратор пожал плечами и небрежно заметил, что Спокан всего в нескольких милях езды, и там я легко найду гостиницу со свободными номерами.
В вестибюле мотеля было тепло и уютно. Может, посидеть и отдохнуть? Нет, лучше не останавливаться, иначе ноги откажутся идти. Я поблагодарил администратора за совет и вернулся на дорогу, пообещав себе, что завтра буду целый день отдыхать. Обещание я сдержал, правда, по иной причине.
ГЛАВА 34
«Похоже, теперь „золотое правило“ звучит так: „Поступай с другими, как тебе хочется, но старайся, чтобы они не обошлись таким же образом с тобой“».
Из дневника Алана Кристофферсона
К ночи заметно похолодало. Я едва переставлял ноги, словно к каждой была привязана тяжеленная гиря. За день я прошел свыше тридцати шести миль и сейчас буквально спал на ходу.
Время перевалило за полночь, а я все брел. За спиной мелькнули автомобильные фары. Я отошел на обочину, но машина ехала все медленнее. Может, те, кто в ней сидел, хотели расспросить про дорогу? Или предложить подвезти? Я бы не отказался. Я обернулся. Это была старая «Импала», желтая, с черной полосой, как у гоночных автомобилей. Из салона доносились оглушительные звуки рэпа. Машина поравнялась со мной. Из окошка высунулся отвратного вида парень.
— В чем дело? — развязно спросил он.
Салон был набит подростками.
— Ни в чем, — ответил я. — Просто иду.
— А чего здесь забыл?
— Ничего.
Я продолжал идти, надеясь, что они отстанут и уедут. Сзади подъехала вторая машина. Развязный парень что-то сказал водителю второй, и автомобиль, проехав немного, развернулся, загородив мне путь. Дверцы первой машины раскрылись, и наружу вылезли пятеро парней. Водитель оказался самым низкорослым из всех. Среди них был упитанный верзила дюймов на шесть выше меня. Он встал, сложив на груди тяжелые руки, все в шрамах и татуировке. Пятерка окружила меня.
— Что у тебя в рюкзаке? — спросил развязный.
— Ничего интересного для вас.
— Дай сюда!
— Говорю вам: там нет ничего интересного для…
— А это мы будем решать, падаль! — перебил меня верзила. — Ясно?
— Мы сейчас на тебе немного поразомнемся, — послышался голос сзади.
Я смотрел на них, оценивая обстановку.
— Хорошо. Берите мой рюкзак.
— Сами возьмем, когда с тобой будет кончено.
— Мы не любим задниц, которые шляются по дорогам. И всегда показываем им, кто здесь хозяин, — заявил развязный.
— Но ведь это нечестно. Я один, а вас много. Если вы решили меня напугать, считайте, вам это удалось.
— Слышь, он опять завякал, — сказал развязный, обращаясь к верзиле. — Успокой его.
Кольцо вокруг меня сомкнулось. Я снял рюкзак.
— Берите. Открывайте. Надеюсь, убеди…
Я не договорил. Первый удар мне нанесли в затылок. Не кулаком, а чем-то деревянным, вроде дубинки. У меня посыпались искры из глаз, но я устоял на ногах. Я обхватил голову. Развязный урод и верзила двинулись ко мне. Я размахнулся и что есть силы ударил развязного. Он рухнул вниз. Его дружки загоготали. Когда парень поднимался, они задавали ему похабные вопросы. Встав, он накинулся на меня.
Несколько минут прошли как в замедленной киносъемке. Они походили на кошмарный сон, когда хочешь убежать, но не можешь шевельнуться. Меня сбили с ног, после чего начали пинать со всех сторон. Я пытался загородить руками лицо. В это время верзила опустил мне на голову свой тяжеленный ботинок. Он наступил один раз, другой, третий.
И вдруг избиение прекратилось. Я перевернулся набок, выплевывая слизь и кровь. Все лицо у меня было окровавлено. У развязного в руке блестел нож.
— Хочешь сдохнуть, кусок дерьма?
Он склонился надо мной. После ударов я видел его нечетко. Это был мой шанс. Развязный урод мог за несколько секунд завершить то, чего я не хотел или не умел сделать сам. Жизнь или смерть. Почему-то мне казалось, будто выбор действительно зависит от меня.
— Не слышу ответа, падаль!
— Не хочу, — сказал я.
— А это не тебе выбирать.
Меня ударили сапогом в лицо. Больше я ничего не слышал и не видел.
ГЛАВА 35
«Кьеркегор писал: „Мы понимаем свою жизнь, когда оглядываемся назад, но вынуждены жить, глядя вперед“. Конечно же, он был прав. Но когда оглядываемся назад и вспоминаем, как судьба трудилась с молотком и резцом над нашими душами, мы начинаем понимать не только свою жизнь и самих себя. Мы начинаем понимать и замысел скульптора».
Из дневника Алана Кристофферсона
Мой опыт, граничащий с состоянием выхода из тела, сопровождался сильной болью. Нестерпимой болью. Кто-то опустился на колени рядом со мной. Вокруг слышались голоса, отличавшиеся от голосов шайки подонков. Чувствовалось, что это люди постарше и говорят на нормальном языке, а не на похабном жаргоне той мрази. Голоса звучали надо мной, но никто не пытался заговорить со мной, словно меня здесь не было. Отчасти это так.
Говорить я не мог. Я даже не мог стоном или мычанием показать, что слышу. Мои глаза оставались закрытыми. Людей я не видел; только перемещение цветовых пятен, вспышки фар проносящихся машин и свет дорожного фонаря, вблизи которого я лежал. Возможно, это был и не фонарь, а луна. Где-то сбоку мигали красные и синие огни.
Я начал различать голоса. Чей-то взрослый, сердитый голос потребовал:
— Стоять на месте!
Требование явно не относилось ко мне. Потом кто-то дотронулся до моей груди, и все тело обожгло болью. Кто-то в виде темного пятна произнес несколько слов, смысла которых я не понял. Рядом находились два светлых пятна, а темное удалилось. Давление на мой бок возрастало. По моему животу что-то текло.
Кто-то задрал на мне рубашку. Она прилипла к телу и отдиралась, словно кусок бинта. В левом боку, ниже ребер, пульсировала боль. Ее пульсации тяжело отдавались мне в правую часть затылка. Мои волосы были мокрыми. Когда они успели намокнуть? Кто-то взял мое запястье и принялся щупать пульс. Потом там защелкнули манжету тонометра.
Где-то потрескивала рация.
Я все яснее слышал разговор двух человек:
— Пульс стабильный. Давление пониженное: шестьдесят на двадцать. Он потерял много крови. Позвони в медицинский центр «Святое сердце».
