Линка, печально глядя ему вслед:
— Приедет он домой, скажет: видел я сегодня… Ой. Да ничего он не скажет, не сформулирует, — огорченно махнула рукой Линка.
Горы
Уверена, знаю откуда-то, просто знаю, что горы живые. Они дышат, радуются, страдают, сердятся. Даже если, как говорят, у маленького камня есть память, то что говорить о горах, которые помнят себя еще легким туманом, потом любопытной водой, потом многоопытной скалой, а следом — мудрым и вечным кристаллом…
Мамин студент Кискин Антон обожает туризм, альпинизм и часто повторяет: радость победы, радость преодоления. «Покорить вершину, понимаете? — говорит. — Как будто она теперь твоя!»
Глаза его полыхают огнем горячечным, он смотрит сквозь нас, «матрасников», видит свою новую победу, бормочет о путях и судьбах…
А мне это и не надо совсем. Что за психология: побеждать, покорять, преодолевать. Как я смею лезть на эту гору? Зачем мне карабкаться, например, на Говерлу? Она, покоренная такими, как Кискин Антон, оглушенная песнями и криками, обожженная кострами, исколотая альпинистскими крюками, вроде бы и сдалась и покорилась, но нет-нет да и напомнит старые обиды… Тогда, Кискин Антон, держись!
Времена…
Мама вчера ездила в ЗОО за едой для кошки Скрябин и кошки РУ. Мы все были заняты — младший мой ребенок, Лина, шла вчера в одиннадцатый класс, внук мой Андрей — в первый. Да, мы были заняты, и наша экономная мама, игнорируя такси, поехала в ЗОО маршруткой. Рассказывает…
На обратном пути, в час пик, на какой-то остановке в автобус забежала женщина и взмолилась:
— Ждем… «скорую»… не едет… вот! Парень сломал обе руки!!! Пожалуйста, уступите ему место, пусть он сядет, доедет до травмпункта сам.
Парень вошел, обе руки кое-как неумело курткой привязаны к его животу, кривится от боли, стоит.
И НИКТО НЕ ВСТАЕТ.
Маршрутка едет. Парень пытается опереться на плечо. Боится упасть.
ВСЕ СИДЯТ.
Мама, конечно, встает и кричит:
— Молодой человек, идите сюда осторожно, садитесь.
Парень отрицательно машет головой — дама пожилая, седая — ему неловко.
ВСЕ ПРОДОЛЖАЮТ СИДЕТЬ.
В маршрутке двадцать человек сидят, человек пять стоят. В том числе и «Поломанный». Молодые ребята и девушки сидят, все в наушниках. И два толстых пивных красномордых бочонка, лет по тридцать пять, тоже не шевелятся.
Наконец мама, боясь, что парень упадет, потому что он балансирует без помощи поломанных рук, вытаскивает из сумки телефон и кричит:
— Водитель, остановите машину. Я вызываю милицию!
Не знаю, что именно мама хотела сообщить нашей доблестной милиции, с таким же успехом она могла бы вызвать министра образования или нашего президента, но автобус остановился, водитель гавкнул на молодого парня, сидящего впереди, тот обиженно поднялся и «Поломанный» сел.
Ну не может такого быть, не хотела верить я. Может, это ехал какой-то определенный контингент? Например, всех их, кто ехал, как раз отпустили из КПЗ… Или был выходной в каком-нибудь… критическом отделении областной специализированной клиники и они все забежали в один автобус… Или, может… Или… Или вообще что?! А если нет, тогда что происходит?
Прут
Однажды мы поехали на пляж. На Прут. У нас, если спрашивали, где ты так загорел, местные отвечали, а где ж — на Пруту. Мы всегда ездили на Прут загорать и купаться. Автобус останавливался напротив нашего дома, и мы висели на заборе, караулили. Приехал, приехал, кричали мы друг другу, усаживались и минут десять через весь город ехали на Прут. И автобус наполнялся жаркими людьми в сарафанах, в майках-сетках, с детьми, сумками, резиновыми кругами.
Там, на Пруту, еще был источник с водой, и особым шиком было в купальниках пойти на горку к этому источнику со стеклянной бутылкой, чтобы набрать воды. А рядом с источником всегда сидели молодые ребята и разглядывали всех, кто шел за водой. Словом, исторически сложившаяся модель не изменилась — девушки идут за водой, только без коромысла, чтобы познакомиться с молодыми ребятами. «Нэсэ Галя воду», короче…
Но это уже потом. А когда мы были маленькие, бабушка собирала нас на Прут как в длительную экспедицию — собирала нам котлеты, помидоры, булки, яблоки. А иногда и сама приезжала позже и привозила нам бидон со своим борщом.
Я очень скучала по тому месту, помнила там каждый кустик и дорогу к источнику. И все холмики и тропиночки помнила. И вот спустя долгое время мы поехали туда с моим папой и мужем моим Аркадием Кузьмичом. Просто поехали уже не автобусом, а машиной, поехали, чтобы проведать любимые места.
А там какие-то очень крутые люди ловили рыбу. Верней, стояли с роскошными дорогущими спиннингами по колено в воде. На вопрос, ловится ли, они только пожимали плечами. Не ловилось.
А мой папа и мой муж Аркадий Кузьмич очень азартные. Когда видят воду, сразу кидают туда удочку. И не было такого, чтобы они из любой лужи не вытащили рыбу.
А тут удочек, как назло, в машине не оказалось. Правда, была леска. Из подручных средств, выломав два прута, папа и А.К., как Робинзон Крузо, слепили себе две допотопные удочки, и, даже не влезая в воду, забросили и, расслабленно расположившись на берегу, стали тягать рыбку одну за другой, одну за другой.
Мужики с дорогими удочками подошли, выставив челюсти, и сказали: мужики, это наше место. Мы тут прикормили.
— Не вопрос, — дружелюбно ответил мой папа.
И они с А.К. перешли на другое место. Видимо, рыба тут же собрала манатки и переехала вслед за ними, потому что у крутых продолжало не ловиться, а мои продолжали таскать в том же ритме — одну за другой.
Наконец стало темнеть, нам с сестрой стало скучно, и мы все отправились домой.
— А рыба где? — поинтересовались мы с сестрой.
— Та, мужикам отдал… А то срам ведь один… — И что, взяли?
— Взяли. Сказали, мол, вы ж новички, а новичкам фартит.
И папа с А.К., переглянувшись, дружно заржали.
МОЙ ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ ГЕРОЙ
Про Бориса Аркадича
1
Мы с сестрой моей Таней, скажу вам, привыкли в детстве, что когда приходили в гости новые люди, то сначала они спрашивали, как нас зовут, потом в каком классе мы учимся, потом нас обязательно просили что-нибудь сыграть на фортепиано и спеть, а потом, уже расслабленные маминой вкусной едой и хорошими напитками, если мы вдруг попадали в поле их зрения, они отлавливали нас, приобняв, и душно спрашивали на ухо, а вот кого мы больше любим, маму или папу.
Признаться, именно этот момент нас с Танькой смущал больше всего. Мы даже проводили симпозиумы во дворе. И там был перечень тем: как уклониться от дурацкого вопроса, кого мы больше любим, как ответить, если не случилось уклониться, как ответить нейтрально, чтобы не обидеть ни маму, ни папу, но чтобы при этом было оригинально и смешно. Если бы беспечные взрослые знали, как серьезно мы подошли к обсуждению этой проблемы, с какой серьезностью все наши дворовые друзья обменивались опытом и какие там звучали предложения — от канонического и в то время очень популярного «Дядя Петя, вы дурак?» до мудрого и ультимативного «Это мое личное дело», — они, прежде чем задавать детям глупые вопросы, точно бы задумались.
