Однако вопрос Насти поставил его в тупик. Почему он должен
обсуждать это с совершенно незнакомым человеком. С другой стороны, он был рад,
что она ушла от скользкой и неприятной темы и перестала его дразнить. Нет,
близости с ней он не хотел, во всяком случае, сейчас.
За окном начало светать. Галл сидел в кресле, Настя – рядом
на полу. Убийца и его будущая жертва негромко говорили о смерти.
– Умирать не страшно, если не больно, – говорила
она, словно подслушав его мысли. – А вдруг все, что пишут в
книжках, – правда? Жизнь после смерти, наверное, лучше, чем такая жизнь,
как сейчас. Как ты думаешь?
– Не знаю. Я этих книжек не читал.
– Интересно, а Павлов боится умереть?
– Такие всегда боятся. Иначе давно бы уже застрелился,
вместо того чтобы огород городить. А он все тянет, все надеется на что-то. Вот
и дотянул.
– Подумаешь! – Настя пренебрежительно тряхнула
головой. – Заплатит сто сорок тысяч и будет жить спокойно. С чего ему стреляться?
Экземпляр последний, больше нет, это точно. Никто его больше не тронет.
– Много ты знаешь…
– А ты знаешь больше? – недоверчиво протянула она.
Галл промолчал, мысленно выругав себя за несдержанность. Как
же он так расслабился? Хорошо, что она, кажется, ничего не заметила. Он
попробовал уйти от опасной темы:
– Сколько времени тебе нужно на сборы?
– А что, уже пора? – встрепенулась Настя.
– Нет еще, успокойся. Мне нужно время рассчитать.
– Далеко поедем?
– Не твое дело. Я задал тебе вопрос, – холодно
сказал Галл.
– А я и отвечаю. Смотря куда мы поедем. Я же должна
прикинуть, как мне одеваться. Если брюки и кроссовки – это быстро, если в
приличное место идем – тогда дольше. Плюс душ, морду покрасить, то-се,
девятое-пятнадцатое. Сам понимаешь.
– Мы идем встречаться с Павловым. Исходи из этого.
Галла не так просто было сбить с толку.
– Ну, считай, минут сорок пять – пятьдесят.
– Подумать только, какая точность, – с издевкой
произнес он. – По-моему, ни одна женщина не обладает чувством времени,
поэтому они всегда опаздывают.
– У-у, ты, Михрютка, у нас главный специалист по
женщинам. Оно и видно. Импотенты, конечно, в этом лучше разбираются.
«Вот дурак! Сам напросился. А ей палец в рот не клади. Одно
неосторожное слово – тут же в дерьме вымажет», – подумал Галл.
* * *
– Как она сказала? – насторожился Гордеев. –
«Морду покрасить, то-се», как дальше?
– Пятое-десятое, – подсказал Шестак.
– Нет, как-то по-другому. Прямо ухо резануло.
– Девятое-пятнадцатое, – отозвался Миша Доценко.
– Что это может означать? – допытывался
Гордеев. – Она так никогда не говорит. Это что-то означает. Думать всем,
быстро!
* * *
«Все бессмысленно, – думала Настя. – Они не
поймут. Но ничего лучше я не придумала. Галл слишком умен, чтобы я могла
попытаться передать информацию другим способом. Теперь вся надежда на них. Хоть
бы знать, кто из наших сейчас нас слушает. Тогда проще было бы
сориентироваться».
– Я есть хочу, – капризно сказала она. –
Пойдем на кухню. Только чур – готовить будешь ты. У тебя лучше получается,
Михрютка.
* * *
– Девять-пятнадцать, девять-пятнадцать, – тупо
повторял Коротков, сидя на заднем сиденье микроавтобуса. – Адрес: дом
девять, квартира пятнадцать. Или наоборот: дом пятнадцать, квартира девять.
Номер машины: ноль девять пятнадцать. Или пятнадцать ноль девять. Что еще?
– Может быть, время отправления электрички с
какого-нибудь вокзала? – предположил Доценко.
– Звони, узнавай, – распорядился начальник.
– Еще может быть номер телефона, который начинается на
девятьсот пятнадцать или сто пятьдесят девять, – подсказал Коротков.
– Сто пятьдесят девять – это Ленинградский проспект. А
девятьсот пятнадцать? Что это за АТС?
– Сейчас выясню, – ответил Юра.
Но ни одно из предположений даже отдаленно не приближалось к
тому, что им хотели передать.
* * *
– Не возражаешь, если я мясо пожарю? – вежливо
спросил Галл, доставая из морозильной камеры кусок свинины. – В
микроволновой печи оно быстро разморозится.
Он решил все оставшееся время не поддаваться на ее подначки,
соблюдая правила хорошего тона и сохраняя полную невозмутимость. Даже если она
будет вести себя откровенно нагло и вызывающе, он не пойдет у нее на поводу. Но
Ларисе, похоже, надоело резвиться. Она притихла, будто чувствовала близкую
смерть. И снова Галл испытал что-то похожее на жалость.
– Хорошо, пожалуйста, – необычно мягко ответила
она. – Хоть поем напоследок.
Только через несколько минут Галл сообразил, что опять
допустил промах. Исправлять его было уже поздно. Неужели он и в самом деле
выработался? За последний час – две ошибки. Сначала в разговоре о Павлове, и
сейчас, когда она произнесла это «напоследок». А он, кретин, промолчал вместо
того, чтобы удивиться: почему, мол, напоследок? Промолчал, потому что она все
правильно сказала. Надо постараться отвлечь ее от этих мыслей.
– Слушай, а у тебя есть какое-нибудь хобби? –
спросил он, устанавливая ручки СВЧ на время и режим.
– Есть. Теорему Ферма доказывать, – серьезно
ответила она.
– Все шутишь, – неодобрительно поморщился Галл.
– Ну почему же, я не шучу. Тому, кто найдет
доказательство теоремы Ферма, Нобелевскую премию дадут. Всемирная слава и
вечный почет. Тогда и умирать не страшно.
– Да что ты все о смерти? Смотри: солнце встает, небо
голубое, птички поют. Жизнь прекрасна, мадам! Получите свои деньги, скопите на
новую машину и поедете отдыхать.
– А ты? – Она пристально посмотрела на
Галла. – Что будешь делать ты, получив свои деньги?
* * *
– При чем здесь теорема Ферма? – недоуменно
спросил Миша Доценко.
Гордеев стукнул кулаком по колену.
– Идиоты! Мы все – идиоты! У кого есть телефон
Чистякова?
– Виктор Алексеевич, время – пять утра.
– Плевать! Звони скорее! Да звони же, говорят тебе!
Видя колебания Доценко, Гордеев подскочил к аппарату.
– Давай номер, я сам с ним поговорю.
* * *
– Как мясо? Хорошо прожарилось?
– Вполне. Из тебя вышел бы отличный кулинар, Михрютка.
Оставайся жить со мной, а? Я буду платить тебе ставку домработника. Не очень
много, зато стабильно. Главное – все по закону.
