Коротков молчал. Русая голова в углу кабинета опустилась еще
ниже.
– Понятно, – подытожил полковник. – Значит,
так. Со следователем не ссориться. По версии продолжайте работать. Мне кажется,
перспектива есть. Мотив практически недоказуем, поэтому действуйте предельно
аккуратно, здесь работа должна быть ювелирной. И без спешки. Время пока терпит.
Так. Труп манекенщицы из Дома моделей. Слушаю.
Докладывать начал самый молодой оперативник отдела,
черноглазый Миша Доценко.
– На одного из фигурантов получены веские улики,
доложено следователю. Принято решение пока его не задерживать, он чувствует
себя уверенно, судя по всему, никуда бежать не собирается. Но держим под наблюдением,
конечно.
– Еще бы ему не чувствовать себя уверенно, –
проворчал Гордеев. – Через три дня истекает два месяца, как совершено
преступление, а его даже не допрашивали ни разу. Уверены, что не перемудрили?
Фигура в углу кабинета, казалось, стремилась слиться со
стеной. Миша удержался от желания посмотреть в угол и мужественно ответил:
– Надеемся.
– Ладно, поглядим, как следователь оценит эти ваши
веские улики. Так. Изнасилование Ковалевой Наташи, двенадцати лет. Слушаю.
– Пока ничего, товарищ полковник, – упавшим
голосом доложил Игорь Лесников, опытный и, по общему мнению, самый красивый
сыщик в отделе Колобка.
– Что значит «пока ничего»? – тихо переспросил
Гордеев, кладя очки на стол, что означало закипающую ярость. – «Пока
ничего» длится уже три недели, последний раз я это слышал в пятницу утром.
Прошло трое суток. Что сделано за это время?
– Виктор Алексеевич, девочка в шоковом состоянии, у нее
нервное потрясение. Она не может давать показания. У нас даже самых общих
примет нет. Мы отработали все учеты, в том числе и психдиспансеры, всех
школьников из ближайших домов. Есть сейчас в наших списках около сорока
человек, которые в тот день могли между восемнадцатью и девятнадцатью часами
находиться в районе места происшествия. Все они негласно сфотографированы,
чтобы при первой же возможности предъявить потерпевшей для опознания. Но Наташа
не отвечает на вопросы о происшествии. Или молчит, или бьется в истерике. И
врачи не могут сказать ничего определенного.
Гордеев помолчал. Взял ручку и нарисовал на чистом листке
квадрат. Потом вписал в него ромб и начал закрашивать уголки. Тягостное
молчание длилось минуты три. Внезапно Колобок поднял голову и воззрился на
Лесникова.
– Судя по всему, ты еще не все сказал. Говори.
– Была выдвинута версия о том, что это изнасилование
несет признаки не только сексуального преступления, но и мести. Трагедия
произошла двадцать четвертого мая. Четыре года назад, двадцать четвертого мая
1988 года, Тушинским райнарсудом был осужден некто Шумилин Сергей Викторович.
Он обвинялся в том, что, управляя автомашиной в состоянии опьянения, создал
аварийную ситуацию, в результате которой два человека получили тяжкие увечья.
Отец потерпевшей, Ковалев Виталий Евгеньевич, был на этом процессе народным
заседателем.
– Понятно, – кивнул Гордеев, снова засовывая дужку
очков в рот. – За чем дело стало?
– Видите ли, товарищ полковник, Ковалев – лицо,
приближенное к вице-премьеру, а Шумилин – племянник Виноградова, президента
Фонда поддержки предпринимательства. Сталкивать их…
Игорь запнулся. Гордеев снова помолчал, погрыз дужку.
– Отрабатывать Шумилина начали? – Теперь уже
Виктор Алексеевич бросил взгляд в угол.
– Нет пока.
– Начинайте. Только тихо-тихо. Чтобы без малейшего
шороха. Версию проверяйте в полном объеме, я имею в виду второго заседателя и
судью. Если это действительно Шумилин, он и их не обойдет вниманием. О каждом
шаге докладывать мне. Буду вас подстраховывать. Если что не так, головы снесу
всем. С этим пока все. Садись, Игорь. Доценко, расскажи нам о Филатовой. Не все
знают, труп обнаружен в ночь с пятницы на субботу.
– Тринадцатого июня в три часа ноль пять минут в
дежурную часть ГУВД поступило сообщение об обнаружении трупа Филатовой Ирины
Сергеевны, 1956 года рождения, майора милиции, ведущего научного сотрудника НИИ
МВД России. Труп обнаружен по месту жительства Филатовой человеком, подвозившим
ее на машине из аэропорта. Филатова лежала на кухне возле включенной
электроплиты, в которой обнаружены явные признаки неисправности. Однако
наружным осмотром входные отверстия, которые должны быть при поражении
электротоком, не обнаружены. Это дало основание заподозрить инсценировку
несчастного случая – смерти от электротравмы. Подозреваемый задержан в порядке
статьи сто двадцать второй.
И вот здесь Колобок сделал то, чего никто не ожидал. Он не
задал ни одного вопроса, не дал указания. Он просто закрыл совещание.
– Понятно. Спасибо. Все свободны, кроме Каменской.
Анастасия, выходи из угла.
С этими словами Виктор Алексеевич встал из-за массивного
начальственного стола и стал разгуливать по кабинету. Он не мог долго
находиться в неподвижности. Настя вышла из угла, в котором молча просидела все
совещание, пересела в кресло у окна.
– Синдром Раскольникова – твоя работа? – Колобок
на мгновение прервал ходьбу, исподлобья взглянув на Каменскую.
– Моя, – тихо подтвердила Настя. – Вы
недовольны?
– А Шумилин – тоже твоя работа? – начальник
проигнорировал ее вопрос, хотя прекрасно знал, как важно Насте услышать от него
хоть слово одобрения.
– Тоже моя, – голос Каменской дрогнул.
– А фигуранта по делу манекенщицы почему выдерживают в
собственном соку? Ты посоветовала?
– Виктор Алексеевич, я полагала, что…
– Знаю, – оборвал ее Гордеев. – Ты мне
говорила. У меня пока нет склероза.
Насте казалось, что еще немного – и она расплачется.
Наверное, начальник ею недоволен, она не оправдывает его надежд. Каждое
оперативное совещание было для Насти Каменской пыткой, мукой мученической, она
чувствовала себя на пороховой бочке, которая может взорваться при малейшей
ошибке с ее стороны, и тогда все будут смеяться над ней и показывать пальцем:
«Смотрите-ка, Каменская, голубая кровь, в засадах не сидит, в задержаниях не
участвует, в преступные группировки не внедряется. Посиживает себе в теплом
кабинетике, кофе попивает и строит из себя гениального Ниро Вульфа!» Настя знала,
что так не только думают, но и, к сожалению, говорят за ее спиной многие. С
другой стороны, она работала у Гордеева шестой год, за это время у нее было
много по-настоящему удачных находок и остроумных решений, которыми она могла бы
гордиться. Были, конечно же, и ошибки, но мир при этом не переворачивался и
пороховая бочка не взрывалась.
Внешне Настина работа и вправду выглядела как кабинетное
безделье. Гордеев забрал ее на Петровку из районного управления после того, как
Настя, два дня просидев над статистикой преступности по городу, вдруг заявила,
что на севере Москвы завелся гомосексуалист, имеющий бесконтрольный доступ к
наркотическим препаратам. Вывод этот она обосновала тем, что в той части Москвы
кражи, совершаемые девочками-подростками, начали расти быстрее, чем кражи,
виновниками которых были мальчики, из чего и было сделано заключение о том, что
есть нечто весьма привлекательное для малолеток, но плата за это «нечто» разная
для мальчиков и для девочек. Развивая эту мысль дальше, Настя, как ей казалось,
чисто интуитивно вычислила корень зла. Смеху тогда было много, над Настей
подшучивали, историю превратили в анекдот, и анекдот этот дошел аж до Петровки,
38. Не смеялся над анекдотом только Колобок. Спустя некоторое время он зашел в
отдел по борьбе с наркотиками, а оттуда прямиком направился к кадровикам.
Придуманный Настей человек, как выяснилось, в самом деле существовал.
