Гордеев взял Настю к себе с одной-единственной целью: он
хотел иметь в отделе собственного аналитика. Каменская и в самом деле многого
не умела, она никогда не занималась спортом, не бегала, не стреляла, не владела
самбо. Зато она умела думать и анализировать. И глупец тот, кто полагает, что
уж это-то умеют все, уж здесь никакого мастерства не нужно. Вот выбить
девяносто восемь из ста – это да! Гордеев, человек неглупый и, главное, никого
не боявшийся, взял Настю на должность старшего инспектора. И ни разу не
пожалел. Настя работала по всем преступлениям, которыми занимались сыщики в
отделе Гордеева. Выдвигала версии и придумывала способы их проверки,
разбиралась в горах информации и думала, думала, думала. У нее была
феноменальная память, а также способность мгновенно извлекать из нее нужные
сведения.
Сыщики гордеевского отдела признали Настю далеко не сразу.
Особенно раздражало их то, что Гордеев настоял на выделении ей отдельного
кабинета, чего на Петровке сроду не случалось. Поначалу они даже сделали из
Насти что-то вроде «барышни на телефоне», раз уж она все равно целый день сидит
в кабинете. Признание приходило медленно и трудно. Зато теперь те, кто
непосредственно работал с ней, готовы были пылинки с нее сдувать. И все-таки
Настя Каменская пребывала в состоянии хронической тревоги, постоянно опасаясь,
что в ней разочаруются.
Вот и сейчас, сидя в низком кресле перед нависающим над ней
начальником, она готовилась услышать что-нибудь нелицеприятное. Но ошиблась.
– Мне не нравится, как работают по делу
Филатовой, – вдруг сказал Гордеев. Ходьба по кабинету всегда сопровождала
процесс раздумий и принятия решения. Виктор Алексеевич остановился и сел рядом
с Настей. Это означало, что решение принято. – С самого начала сделано
много ошибок, – продолжил он, – многие из них исправить невозможно.
Рассказываю суть. Филатова прилетела из командировки в ночь с двенадцатого на тринадцатое.
Тот подозреваемый, которого задержали, показал, что подвез ее из Внукова – ему
было по пути. Филатова оставила ему паспорт и поднялась в квартиру за деньгами.
Через пятнадцать-двадцать минут ему надоело ждать, он посмотрел в паспорте
номер квартиры и пошел за Филатовой. Дверь квартиры не заперта, замок поднят
«на собачку». Филатова лежит на кухне возле плиты без признаков жизни. Водитель
пытается сделать искусственное дыхание, после чего вызывает «Скорую» и звонит в
милицию. Дальше начинается безобразие. На место выехали дежурные оперативники
Голованов и Бажов. Ты их знаешь. И знаешь, что у них мерзкий характер, особенно
у Бажова. Водитель, к несчастью, оказался бывшим милиционером, сейчас работает
в какой-то коммерческой фирме. Ну и зарабатывает соответственно. Для Бажова и
Голованова это – как красная тряпка для быка. Они вцепились в него мертвой
хваткой, не поверили ни одному слову и задержали на семьдесят два часа. Хуже
всего другое. Водитель обратил их внимание на две вещи. Первое: пока он ждал
Филатову в машине, из дома вышел мужчина. Второе: на плите, на одной из
конфорок, стоял теплый чайник. Если водитель говорит правду, то Филатову кто-то
ждал в квартире. Наши герои озверели окончательно от того, что подозреваемый
сует нос в осмотр места происшествия, и начали на него орать. В протоколе
осмотра этот теплый чайник, конечно, не отражен. Вообще ненависть к бывшему
коллеге, который теперь зарабатывает больше, чем они, их совершенно ослепила.
Осмотр места происшествия проведен некачественно. Они прицепились к тому, что
на теле нет меток от электротока, несмотря на то что судмедэксперт им несколько
раз повторил, что так бывает.
– Они эксперту не поверили? – удивилась Настя.
– А что им эксперт, когда подозреваемый – вот он, прямо
перед ними стоит.
– А мужчина, который выходил из дома?
– И этого не сделали. Если водитель не врет и мужчина
действительно выходил, то он или шел из квартиры Филатовой, или из другой
квартиры, но в интересующее нас время. В три часа ночи стоит такая тишина, что
муха пролетит – слышно. Этот мужчина, если он существует и если он не убийца,
может быть ценным свидетелем. Да куда там! – Гордеев раздраженно пнул
ногой стул. – Короче, Анастасия, я хочу, чтобы ты подумала об этом. Завтра
утром истекут семьдесят два часа, и водителя выпустят. Я уверен, что против
него ничего не найдут. Сведения, которые успели собрать за субботу и
воскресенье, возьми у Миши Доценко. И пусть он поговорит с задержанным так, как
ты считаешь нужным.
– Может, я сама с ним поговорю, Виктор
Алексеевич? – робко предложила Настя. – Это проще, чем Мишу
инструктировать. Очень уж он горячий.
– Мишу учить надо, а не делать за него его
работу, – отрезал Гордеев. – А тебе я запрещаю разговаривать с
задержанным. Ты у меня не для этого работаешь.
Полковник, наверное, не смог бы с уверенностью ответить на
вопрос, почему он так бережет Настю Каменскую, почему так прячет ее от всех. Но
где-то в глубине сознания, почти на уровне инстинкта, жило убеждение, что Настя
– его козырная карта. Поглядев на расстроенное лицо своей подчиненной, он вдруг
широко улыбнулся.
– Иди, деточка, подумай как следует, – ласково
сказал Колобок. – Завтра мне расскажешь, до чего додумалась.
* * *
После ухода Каменской Виктор Алексеевич Гордеев снова
заметался по кабинету. Ему нужно было решить для себя непростой вопрос: что
делать с версией о причастности племянника президента Фонда поддержки
предпринимательства к изнасилованию двенадцатилетней Наташи Ковалевой. Сама по
себе версия казалась ему перспективной, но он очень не хотел втягивать своих
ребят в политические дрязги. После недолгих раздумий Гордеев решил принять удар
на себя. Подсел к телефону, набрал номер. Он звонил своему давнему приятелю
Жене Самохину из пресс-центра МВД.
– Витя! – обрадовался Самохин. – Пропащая
душа! С работы звонишь?
– С работы, – подтвердил Гордеев.
– Значит, по делу, – сделал вывод Самохин. –
Говори сразу, что надо, я через пять минут убегаю.
– Женя, мне нужна информация на Ковалева Виталия
Евгеньевича из аппарата вице-премьера Аверина и на Виноградова из ФФП.
– А виллу в Каннах и лимузин? Не надо?
– Женечка, ну пожалуйста. Мне много не надо. Я только
хочу знать, знакомы ли они, и если знакомы, то в каких отношениях, а если не
знакомы, то в каких сферах их интересы могут пересечься. Вот и все. А, Женя?
– Что, и чернухи никакой не надо? – недоверчиво
переспросил Самохин.
– Не надо. Меня интересует только их связь. Сделаешь?
– Сделаю, – вздохнул Самохин. – Вечером
позвоню тебе домой.
Но Гордеев не был бы Гордеевым, если бы ограничился только
этим. Недаром о его недоверчивости ходили легенды. И дело было не в том, что он
не верил людям. Он никогда не забывал, что правда и истина – далеко не одно и
то же.
* * *
Выйдя из кабинета начальника, Настя Каменская отправилась в
дежурную часть просматривать сводки и рабочую книгу дежурного по городу. Никто
не мог бы точно сказать, что она ищет в этом ворохе сведений, может быть, этого
не знала и сама Настя. Но тем не менее каждый день она открывала толстый
журнал, что-то выписывала на листок бумаги, делала одной ей понятные заметки.
