— Стоять! — взвизгнул Котя. И снова дернул двустволкой.
«С перепугу пульнет», — занервничал я. Присел на оказавшийся поблизости табурет. Насмешливо посмотрел на него. Заметил:
— Значит, таки твоя работа.
Котя не ответил. Опять нервно сглотнул. Создавалось впечатление, что у него возникли проблемы с речью. И с мышлением.
— В киллеры подался, — сказал я ехидно. — На старости лет.
— Кто? — хрипло спросил он.
— Ты. Кто же еще?…
Котя несколько раз моргнул. И вдруг жалко издал:
— Это не я.
Я улыбнулся.
— Что ты ржешь? — вскинулся Котя.
— Цыц, — сказал я. — Совсем мозгами двинулся. То убивает, то хамит…
— Я не убивал.
— А кто?
— Не я.
— Вообще-то это твои проблемы, — согласился я. — Мокрушничай, сколько хочешь, а долю придется отдать.
— Какую долю? — Голос его снова осип.
— Которую с человека поимел.
— С какого человека?
Я встревоженно посмотрел на него. Поинтересовался:
— Что у тебя с мозгами? Заладил: «Какую долю? С какого человека?» Действительно, сдурел? Кстати, зачем было убивать их?
— Да ты что?!
— Я — что? — возмутился, сделав ударение на местоимение «я». — Этот — «мочит», а я — что…
— Ты правда думаешь, что это — я?
— Что мне думать? Я видел. Но это ты с ментами будешь разбираться. Долю отдай и разбирайся, сколько влезет.
— Что ты видел? — изумился он.
— Ты мне надоел, — утомленно сказал я. — Давай по порядку: Людвиг и Шрагин — на тебе? На тебе…
— Нет! — снова взвизгнул Котя. — И ты не мог видеть. Все было не так.
— А как? — я смотрел на него снисходительно. Он не отвечал. Испуганно моргал и ерзал по ружью заметно вспотевшими руками.
— Как знаешь, — пожал я плечами. — В криминальной хронике работаю. Перед ментами смог бы замолвить словечко. Когда тебя возьмут.
— Возьмут? — то ли спросил, то ли завороженно повторил за мной Котя.
— А как ты думал? Двойное убийство.
Котя молчал. Я хотел посоветовать ему, от греха подальше, опустить двустволку, но не стал. Видел, что он зреет, и решил не мешать ему в этом. Наконец он заговорил. Сначала прерывисто, с паузами, потом — более уверенно.
— Этого лысого я думал вырвать у Людвига. Случайно узнал, что они договорились катать. Ждал под домом. Думал, когда фраер будет идти, перехвачу. Засвечу бабки… — Котя спохватился. — Ну, ты сам знаешь…
Я кивнул.
Он продолжил:
— Стоял под окнами. Вдруг из подъезда эта баба вышла. И тут же слышу, стекло у Людвига в окне раскололось… Сразу не понял. Думал, камнем. Смотрю, баба голову задрала, увидела разбитое окно и — назад в подъезд…
— Какая баба? — не утерпел я.
— Эта козырная. Которая потом лысого подставила.
Я снова кивнул. Напомнил:
— Баба — назад в подъезд.
— Ну да. Но скоро опять выбежала. А тут уже и они вышли.
— Кто?
— Эти двое. Молодой и… — Котя осекся. Взгляд его застыл. Он, похоже, видел перед собой этого, второго.
Тому, что рассказывал Котя, я верил. И понял, он добрался до самой важной части повествования. Спросил:
— Как он выглядел?
Котя недоуменно посмотрел на меня. Словно не ожидал такого безжалостного вопроса. Потом облизнул пересохшие губы и выдал:
— Он не человек.
— В каком смысле? — опешил я.
— Не знаю… Я не мог смотреть на него.
— Почему?
— Боялся. У него лицо, как у мертвеца.
Подобной впечатлительности и образности изложения от Коти я не ожидал.
— Сколько тогда было времени? — спросил я.
— Часов девять.
— Значит, стемнело?
— Ну да.
— Далеко они стояли?
— Метров тридцать.
— Как же ты мог его разглядеть?
— Не знаю… Там горел фонарь.
— Убери эту гадость, — сказал я, кивнув на ружье. — Дернешься, потом придется на мертвецов спихивать.
Котя непонимающе посмотрел на меня. Потом проблеял:
— Не-е… — И взял ружье поудобней.
Я пожал плечами, дескать, как знаешь, мое дело — посоветовать. Спросил:
— Откуда они вышли?
— Там напротив дом. Из него и вышли. Из подъезда. И сразу к ней. К этой бабе.
— Ну и что? Люди себе вышли из дому. Чего ты переполошился?
— У молодого был «дипломат». Странный такой чемодан. толстый.
— Подумаешь.
— Такие, как он, не ходят с «дипломатами».
— Бред, — сказал я. — Что дальше?
— Этот страшный схватил бабу под руку и повел прямо в мою сторону. К машине. Их «шестерка» ждала. Красная. Баба не хотела идти, шипела. И ругалась.
— Не особо, значит, боялась, — поддел я. — Номер хотя бы запомнил?
— А как же. — Котя назвал номер машины.
— Что потом?
— Баба упиралась, но он затолкал ее. И они уехали.
— Это все? — не понял я.
— Все. Потом я перехватил лысого. Но это уже когда пожар начался.
— Стоп, — сказал я. — Ничего не понимаю. Людвиг погиб при пожаре. Ты был там с самого начала. Почему не попытался его спасти? Не сам — хотя бы людей позвал. Или пожарных.
— Да кого спасать? — раздражился вдруг на мое непонимание Котя. — Людвига уже убили.
— С чего ты взял?
— Когда эти, с «дипломатом», уехали, я в их подъезд пошел. Поднялся на последний этаж. С лестничного пролета Людвига увидел. В кресле он сидел. И все лицо в крови. Застрелили они его. Наверное, с крыши.
Я помолчал. Версия Кота была правдоподобной, странно только, что она сразу взбрела ему в голову.
— Чего ты в окна заглядывать поперся? Только из-за «дипломата» и битого стекла?
— Если бы ты видел его, тоже бы догадался.
— Второго?
Котя кивнул.
— Откуда пожар? — спросил я. — Может, баба подпалила?
— Не знаю, — сказал Котя. — Когда смотрел в окно, ничего не горело. Потом уже рвануло; Пожарные сказали: газ.
Оборотень Шрагина вполне могла, вернувшись, открыть газ.
— Страх страхом, — сказал я, — а клиента ты дождался.
