— Я себя тоже жалею. — И виновато, по-детски пожала плечами.
Не знал, о чем говорить. Спросить о болезни, о лечащем враче, о том, есть ли у нее родные. Все это было явно не тем, что она хотела бы услышать.
Тему она выбрала сама. Спросила:
— Я сильно страшная?
— Как тебе сказать… Ты — неожиданная, — съюлил я.
— Мужчина смог бы быть со мной, такой? — задала она следующий вопрос. И обнаружив, что я молчу, добавила: — Хотя бы в темноте.
— Зачем в темноте? — спохватился я. Вдруг сообразил, что она интересуется на случай будущего уродства. — На свету ты пикантнее.
Я ошибся. Ее интересовало настоящее.
— Ты будешь со мной? — спросила она, глядя в упор. Этого никак не ожидал. При нынешних обстоятельствах.
— Оно тебе надо… — Не выдержал взгляд. Отвел глаза.
— Надо. — Она была стойкой. Я почувствовал себя мерзко. Чего выкручиваюсь, юлю? Если отвечать, то внятно. Не унижать ни ее, ни себя.
— Буду, — сказал я. И тоже уставился на нее в упор.
Вдруг решил: почему нет. Что мешает? Ольга, которой у меня уже нет? Муж, которого нет у нее? Единственная помеха — брезгливость к остаточному полю этого Садюги. Ничего, потерплю.
В решении моем был некий вызов. И ее и своим неприятностям.
Она сама прошагала к выключателю, щелкнула им. Вслепую уверенно добралась до дивана. Заскрипела им. В темноте позвала меня:
— Иди ко мне…
…Конечно, это была одна из самых безрадостных близостей в моей жизни. Для близости может быть только один повод: желание. Из жалости — это уже не близость — гуманитарная помощь.
Я прикасался к ней, ощущал чужой, не Ольгин запах, не Ольгину кожу и думал: «Что я делаю? Зачем?»
Лучше бы она не выключала свет. Глядишь, ее экстравагантная внешность и отвлекала бы меня. В темноте без помех маячили перед глазами картинки, норовящие спугнуть проблески желания: то Шрагин, потеющий во время игры, то — он же, в замочной скважине, то никогда не видимый мной, похожий на покойника, которого я наблюдал в морге, когда делал передачу. Садист.
Но самое удивительное, что я почти сразу понял: она испытывает то же. И ей эта близость нужна, как презерватив импотенту. Вещь в принципе полезная, и можно примерить, но радости от нее никакой.
Потом мы лежали все так же, в темноте. Уже не прикидывались любовниками, и это хоть как-то выручало.
Молчали. Моя партнерша курила. Расшаркиваться друг перед другом словами благодарности и нежности не было смысла. Кого дурить? Взрослые люди совершили ошибку. Не самую серьезную в жизни, но очевидную. Зачем же обсуждать. Других проблем хватает.
— Ты поможешь мне? — между затяжками вернулась к проблемам она.
— Нет.
— Почему?
— Это бессмысленно. Надо искать другой путь.
— Ты достал деньги?
— Нет, — после паузы ответил я. И подумал: если бы позвонил профессору до того, как отдал Ольге деньги, пожертвовал ли бы их другой страждущей. Точного ответа на этот вопрос у меня не было. Скорее всего для начала отправил бы страждущую на повторное обследование. А если бы диагноз подтвердился?… Сейчас, после близости, вызывающей ощущение обворованности, лучше было этим вопросом не задаваться.
— Я все равно сделаю это, — спокойно поведала она.
— Ничего не выйдет. — Не сомневался, что мои слова ее не остановят.
— Я хочу, чтобы ты научил меня пользоваться видеокамерой.
— Зачем?
— На всякий случай.
Я усмехнулся:
— Даже если ты снимешь их с оружием или обсуждающих планы, это ничего не докажет. И они не заплатят.
— Посмотрим. Ты научишь меня?
— Что за камера?
— Маленькая «Сони».
— Там все просто. Поставь на автомат и включай.
— Спасибо. Я, правда, рассчитывала, что ты мне поможешь и делом.
— Зря.
— Уже поняла. Но если что, могу к тебе зайти? Студенты что-то загуляли. — Она усмехнулась. — Ты будешь здесь?
— Завтра вернусь домой.
— Может, не стоит?
— Договорился с людьми. Придут ко мне после десяти.
— Будь осторожен.
Я промолчал.
— Пойду, — сказала она.
Я обрадовался. Вслух заметил:
— Оставайся до утра.
— А студенты? — подсказала она вариант уступки.
— Да, — согласился я. — Еще могут прийти. Я тебя проведу.
— Не надо. Ты же знаешь, я этого не люблю.
Я не только знал об этом, но и догадывался почему: бережет провожатых.
Говорить больше было не о чем.
Она, скрипнув диваном, сошла с него. Включила свет, повернувшись ко мне спиной, стала сосредоточенно одеваться.
Я наблюдал за ней и думал о том, что при других обстоятельствах такую женщину принял бы за подарок судьбы. Особенно если бы она перепала мне на один вечер.
Сейчас хотелось поскорее остаться одному. Тет-а-тет с мыслями, с ноющим зубом — Ольгой, с омерзением к самому себе.
Она оделась. Выпрямившись, какое-то время молча разглядывала меня.
Я не улыбнулся, не подмигнул ей. Взирал равнодушно и серьезно. Любое сюсюканье было бы ложью, и мы оба знали об этом.
— Пока, — сообщила-спросила она.
Я пожал плечами.
— Если что — зайду, — напомнила она.
— Заходи. — Я готов был согласиться на что угодно, только чтобы сейчас меня оставили в покое.
Она еще несколько секунд изучающе глядела на меня. И пошла к выходу. Из прихожей заметила:
— Не забудь запереть дверь.
Дослушав, как стихли ее цокающие на лестнице шаги, я, замотавшись в простыню, прошаркал в прихожую, опустил на замке «собачку».
Испытывая облегчение, вернулся в комнату. Вновь устроился на диване. Попытался заново осмыслить все услышанное от гостьи. Но не мог даже приступить к осмыслению. Память настырно возвращалась к самой гостье. Что-то тревожило меня. Мешало. Как будто при сборке часов одну из шестеренок не установили в нужном месте, а уронили в механизм. И нужная деталь стала помехой.
Я эту деталь нашел. Готов был разобрать все до винтика, но обнаружил почти в самом начале. Сомнений в том, что деталь та, — не было. Как и в том, что без нее механизм не будет точным.
Усмехнулся находке, хотя правильнее было в сердцах хлопнуть себя по лбу. Как умудрился обронить ее…
Женщина, которая втянула меня во всю эту историю, знала, кого втягивает. Знала об известных только узкому кругу фактах. О моем прошлом, о письмах, об Ольге. И ложь, что всю эту информацию получила от какой-то знакомой Шрагина. Потому что и Людвига втянула вовсе не случайно. Лучшей кандидатуры, чем он, для ее плана было не найти. Но о Людвиге я рассказывал только своим. Немногим, кому доверял.
