– Можно. – Его голос стал холодным. – Твоя
прямота меня убивает. Ты со всеми так?
– Как – так?
– Не играешь в карты. Расставляешь не только точки над
«i», но и знаки препинания. У тебя, наверное, и друзей-то нет?
– Нет, – согласилась Настя. – У меня есть
любимый мужчина, который заменяет мне всех друзей, вместе взятых.
– Анастасия, – простонал Дамир, – ты
невыносима. Черт меня дернул увлечься тобой. Ладно, досматривай кино, а я пока
сделаю кофе.
…На экране уже совсем взрослый внук переживал трагедию
одиночества. «Ты отнял у меня дар слова, – упрекал он деда. – Я не
умею нормально выражать свои чувства, я могу только играть. Я растерял всех
друзей, от меня уходят женщины, потому что я косноязычен и могу объясняться с
ними только при помощи музыки». – «Зато ты создал великую, бессмертную
музыку», – отвечал ему умирающий слепой дед. «Я не хочу этого! Я хочу,
чтобы у меня была жена, дети, друзья, я хочу быть как все!» – «Человек,
сочиняющий великую музыку, не должен быть как все, – отвечал дед. –
Если у тебя есть дар, забудь про обычную жизнь с ее правилами и прочими
глупостями. Они не для тебя. Ты – гений». Дед медленно угасает, а внук, стоя
рядом с его постелью, исступленно кричит: «Я не хочу быть гением. Не хочу, не
хочу, не хочу!..» И вдруг, поняв, что не умеет выразить словами всю боль, всю
ненависть к деду, к самому себе, к музыке, он хватает скрипку и начинает
играть. Конец фильма.
Это была, на Настин взгляд, превосходная работа. Дамир
по-настоящему талантлив, с этим трудно спорить. Его музыкальные способности
раскрылись в фильме в полной мере, да и сюжет не рядовой.
– Тебе понравилось? – Дамир заглянул ей в лицо.
– Очень, – искренне сказала Настя. – А есть
еще что-нибудь?
– Нет, я привез только одну кассету, хотел показать
Регине.
«Интересно, а что же еще ты ей показывал? За какую работу
она тебя так безжалостно критиковала и называла халтурщиком? За эту? Если
память мне не изменяет, то сегодня днем ты вполне определенно заявил, что
Регина Аркадьевна этот фильм еще не видела. Опять ты врешь, Дамир Исмаилов. Но
я не буду ловить тебя на слове и уличать во лжи. Я не на работе. Ну, поставлю я
тебя в неловкое положение, покажу, какой ты неумелый лгун и какая я
проницательная. И дальше что? Мне с тобой детей не крестить. Хочешь врать –
пожалуйста, сколько угодно. Меня это не касается».
Потом Дамир долго и нежно целовал Настю, гладя ее по спине и
ласково перебирая длинные волосы, и опять Настя внутренним метрономом
просчитывала ситуацию, называя себя при этом циничной, холодной и начисто
лишенной романтичности. «Я – моральный урод, – уже в который раз за
последние дни повторяла она про себя. – Почему я не могу расслабиться и
получить удовольствие от ухаживаний красивого талантливого мужчины? Почему мне
так скучно?» Она дала Дамиру поблажку и на этот раз досчитала до двадцати.
Потом поднялась, пожелала ему доброй ночи и ушла к себе.
* * *
У Павла Добрынина было выработанное годами твердое правило:
никогда не оставаться у женщины до утра. Понятие «утро» в его представлении не
связывалось с каким-то определенным положением стрелок на часах. Главным
критерием была утренняя атрибутика: умывание, разговоры, совместный завтрак,
одним словом – все, что так или иначе напоминало семейный уклад. Даже если он
просыпался в чужой постели в десять утра, он немедленно одевался и уходил. Так
ему было проще.
Оторвавшись от роскошного тела брюнетки, Павел взглянул на
часы – почти половина четвертого. Двести тысяч, считай, в кармане, с
удовлетворением подумал он. Пора идти к себе и хоть немного поспать.
Брюнетка отнеслась к этому с пониманием и не удерживала его.
Видно, она с ним одной породы, ищет разовых развлечений, а не постоянных
партнеров.
Подойдя к номеру 240, Павел тихонько постучал. Не услышав за
дверью никаких шорохов, свидетельствующих о том, что сосед проснулся и сейчас
откроет ему, постучал погромче. Тишина. Он осторожно нажал на ручку. Дверь
легко поддалась. Ну, паразит, разозлился Добрынин, дрыхнет без задних ног в
незапертом номере. Ведь сколько раз предупреждал, чтобы не оставлял дверь
открытой: его, Павла, кожаная куртка, фотоаппарат, двухкассетник и прочее
барахло стоят бешеных денег, а вдобавок у них в номере хранится общая касса, не
только их с Николаем, но и Женькины вклады в игру. Поразительная беспечность.
Включив верхний свет, Павел приготовился устроить приятелю
выволочку. Тот неподвижно лежал, укутавшись одеялом и повернувшись лицом к
стене.
– Эй, Коляныч! – громко позвал Добрынин. –
Ну-ка просыпайся! Нас обокрали.
Сосед не шевельнулся. Павел подошел к нему, потряс за плечо.
Крик застрял у него в горле.
* * *
– Что же нам делать? – растерянно спросила
Светлана Коломиец. Она сидела на диване, свесив босые ноги на пол и укутав
плечи одеялом.
– Надо линять отсюда, пока за нами не приехали. В нашем
распоряжении около четырех часов.
Влад медленно ходил по комнате, его знобило, и он никак не
мог согреться.
– Вся беда в том, что нам некуда деваться. Нас найдут
моментально – красивая девушка и с ней лилипут. Колоритная парочка, ничего не
скажешь.
– А если просто уйти отсюда, пока нас не хватились, и
затаиться? – предложила Света. – Найти какой-нибудь подвал или
заброшенный дом и переждать какое-то время?
– Ты забыла самое главное. Я же на игле. Ты
представляешь, что будет со мной завтра? Сколько у нас денег?
– У меня – тысяч двести, не больше. А у тебя?
– Только на обратную дорогу.
– Может, успеем до наступления утра уехать из города?
Давай попробуем. Ты знаешь, где вокзал?
– Понятия не имею, я прилетел на самолете. А ты?
– Я тоже. Городской транспорт не ходит, на улицах
пусто, дорогу спросить не у кого. Такси?
– Отпадает. В нормальных городах в наше время простые
таксисты ночью не работают. Только мафиозники. Прямо к ним в лапы и сунемся.
– А вдруг повезет, а, Влад? Возьмем частника.
– Ты в уме? Какой частник в четыре утра посадит в
машину незнакомых людей? А если и посадит, то только с одной целью: завезти
подальше и ограбить.
– Ну нельзя же так, Владичек, – жалобно всхлипнула
девушка, – если в каждом человеке видеть преступника, значит, у нас вообще
нет выхода. А он должен быть, ты слышишь меня? Обязательно должен. Умирать-то
не хочется. Влад, ты же мужчина, ты должен придумать что-нибудь.
– Значит, так, девочка… – Влад остановился на секунду,
потом продолжил мерное хождение по комнате. – Если мы не выберемся отсюда
до утра, нам конец. Пытаться уехать очень рискованно, может получиться только
хуже. Вариант один – остаться. Для этого нужно сменить одежду и тебе, и мне. Ты
в своем платье пятидесятых годов сразу бросаешься в глаза. Обо мне и говорить
нечего, второклассник во взрослой одежде. Еще нужны деньги на жратву и на дозу.
Только я ума не приложу, где ее взять, я в этом городе никого не знаю. Но если
мы решим проблему с одеждой, деньгами и дозой, то у нас есть шанс выбраться.
Только помолчи пять минут, я должен подумать.
