Атмосфера в операционной внезапно изменилась. Все напряженно следили за действиями Холбейна. Он что-то тихо сказал медсестре, но Джон не смог расслышать.
Капелька пота со лба скатилась на очки врача.
— У нас небольшая проблема, мистер Клаэссон, — вдруг произнес анестезиолог. — Я думаю, сейчас вам лучше покинуть операционную.
— Да, это будет разумно, — кивнул Холбейн.
— Что происходит? — Джон со страхом взглянул на Наоми. Она побледнела еще больше, если только это было вообще возможно.
— Положение действительно непростое, и частота сердцебиения плода снизилась. Будет лучше, если вы посидите в комнате ожидания.
— Я бы предпочел остаться, — сказал Джон.
Анестезиолог и акушер переглянулись. Джон бросил на Холбейна испуганный взгляд. Ребенок умирает?
Анестезиолог вновь прикрепил экран, так чтобы Джон и Наоми не видели происходящего. Джон поцеловал жену:
— Не волнуйся, дорогая. Все будет хорошо.
Она сжала его руку. Джон встал.
— Мне очень жаль, Наоми, — сказал Холбейн. — Я старался сделать так, чтобы разрез не выходил за так называемую линию бикини, но сейчас я вынужден произвести вертикальное сечение.
Она слабо кивнула.
— Эпидуральная анестезия не распространяется так высоко, — вмешался анестезиолог.
— Шестьдесят! — встревоженно заметил ассистент.
Атмосфера в операционной сгустилась еще больше. В воздухе запахло паникой.
— Я не могу ждать, — отрезал Холбейн.
— Нужно же дать ей наркоз! — почти выкрикнул анестезиолог. — Дайте мне хоть минуту!
Джон в ужасе переводил взгляд с одного на другого.
— Да черт возьми, ребенок уже задыхается!
Анестезиолог воткнул иглу в пузырек.
— Если мы хотим спасти ребенка, нужно начинать! — закричал Холбейн в полном отчаянии.
— Господи помилуй, но я должен обезболить и интубировать ее!
— Сколько это займет? — Со лба Холбейна градом катился пот. Он скомкал зеленую пеленку и отбросил ее в сторону, целиком обнажив живот Наоми.
— Пару минут.
— У нас нет ни минуты. — Он посмотрел на Наоми: — Если вы хотите спасти ребенка, боюсь, вам придется немного потерпеть. Будет больно. Справитесь?
— Пожалуйста, не причиняйте ей боли, — взмолился Джон. — Пожалуйста… это… гораздо важнее.
— Я справлюсь, — сказала Наоми. — Делайте все, что нужно, но спасите его. Я справлюсь.
— Я не хочу, чтобы она страдала, — повторил Джон.
— Я настаиваю на том, что вам лучше подождать снаружи, — твердо сказал акушер.
Анестезиолог выпустил из шприца тонкую струйку жидкости и вонзил иглу в руку Наоми.
Джон, остолбенев от ужаса, не мог отвести взгляд от рук Холбейна. Тот приставил скальпель к животу Наоми и быстрым точным движением сделал тонкий надрез снизу вверх, от линии роста волос на лобке до пупка. За скальпелем потянулась ярко-алая полоска крови.
Наоми закричала от боли и вонзила ногти в его ладонь. Потом закричала снова. И снова. Джон стоял рядом с ней, ошеломленный, потрясенный, абсолютно беспомощный. Внутри все будто заледенело, голова закружилась. Он сделал глубокий вдох.
Анестезиолог воткнул иглу в катетер, и Наоми тут же затихла. Через несколько секунд, как показалось Джону, она вообще перестала дышать. Глаза ее остекленели.
Анестезиолог мгновенно взял из рук ассистента дыхательную трубку и попытался вставить ее в горло Наоми, однако ему это не удалось.
— Не получается, — выдохнул он. Его лоб тоже взмок. Он вытащил трубку, потом снова принялся засовывать ее в горло, потом опять вытащил. Как рыбак, который пытается вытащить крючок из глотки пойманной щуки.
Джон потерял сознание.
37
В голову будто воткнули здоровенный тесак. Джон почувствовал, что лежит на спине и что-то холодное давит ему на правый глаз. Он приоткрыл левый глаз. Все расплывалось, свет причинял неимоверную боль, и он снова закрыл его.
— Как вы себя чувствуете? — спросил бодрый женский голос.
Джон опять открыл глаз и постарался сфокусироваться. Лицо. Молодая женщина, показавшаяся ему смутно знакомой. Светлые волосы, симпатичная. Младшая акушерка, вдруг вспомнил он. Лиза. Ее зовут Лиза.
И тут же вспомнил все остальное.
В панике он сделал попытку встать.
— Господи, что случилось?
— Пожалуйста, успокойтесь и прилягте. Пусть отек немного спадет.
Он уставился на нее. В руках у Лизы была хирургическая перчатка, наполненная льдом.
— Моя жена — что с ней? Как она?
— Она в полном порядке, — радостно подтвердила акушерка. — И оба ваших малыша тоже живы и здоровы и чувствуют себя прекрасно.
— Правда? А где они? Где… Наоми?
От облегчения и возбуждения у него закружилась голова. Перед глазами снова все поплыло, и в затылке резко запульсировала боль, как будто кто-то повернул тесак. Джона затошнило. Ему отчаянно захотелось встать, он даже сделал усилие, чтобы приподняться, но ему стало так плохо, что пришлось лечь и закрыть глаза. Лиза опять приложила к его глазу перчатку со льдом. Она показалась Джону целебным бальзамом.
— Ваша жена сейчас в послеоперационной палате. Ей ведь давали полный наркоз, и теперь нужно несколько часов, прежде чем она придет в себя. Ваши малыши спят, они в специальном инкубаторе.
— Это мальчик? Второй ребенок?
— Чудесный мальчик.
Джон попытался встать еще раз, но ледяной компресс на глазу помешал ему.
— А моя жена — с ней правда все нормально?
Лиза энергично закивала.
Волна облегчения затопила Джона. Он услышал, как открылась дверь, и через секунду раздался голос Холбейна.
— Ну-ну, доктор Клаэссон. Похоже, у вас будет прелестный фингал, — жизнерадостно заметил он.
Джон сумел разглядеть, что врач успел снять маску и шапочку и что пижама его расстегнута.
— Четыре шва на голове и синяк. Что ж, по крайней мере, теперь вы сможете говорить всем, что, когда ваша жена рожала, вы действительно страдали вместе с ней. Разделили ее боль, так сказать.
Джон выдавил слабую улыбку:
— Я правда… я…
— Да нет, старина, все в порядке. Мне очень жаль, что вам пришлось попереживать, но ваша жена чувствует себя хорошо, и детки тоже. Как вы?
— Ну… не очень-то.
— Повторюсь — мне жаль, что вам пришлось через это пройти, но иного выхода не было, и ваша жена поддержала наше решение. Второй ребенок начинал испытывать серьезную нехватку кислорода, и нужно было извлечь его как можно скорее, чтобы он не задохнулся. Иначе мы бы его точно потеряли.
