Ларцев медленно кивнул. Насте показалось, что в глубине его
глаз что-то дрогнуло. Или ей только почудилось?
– И что мы должны делать, чтобы он нас не застрелил? –
деловито осведомился Леша, как если бы речь шла не о шантаже и смерти, а о том,
как обращаться с водопроводным краном, чтобы он не сломался.
– Мы должны сидеть дома и ни с кем не встречаться.
Звонить можно, но разговаривать только на нейтральные темы.
– Что может быть слаще тюремной камеры, если делишь ее
с любимой женщиной! – усмехнулся Леша. – И надолго нам такое счастье привалило?
– Дней на пять. Пяти дней хватит, майор? – обратилась
она к Ларцеву.
– Успеют твои друзья за пять дней замести все следы?
И снова в глубине зеленых Володиных глаз почудилось Насте
какое-то движение, на этот раз она ощутила его более явственно и поняла, что
нашла верный тон, что еще немного – и Ларцев очнется, придет в себя и посмотрит
на ситуацию трезвыми глазами. Пока это не произойдет, он может выстрелить в
любую секунду, среагировав на малейшее движение и даже на посторонний звук, на
внезапный телефонный звонок. Самое главное – не сбиться с найденного тона.
Только бы Лешка не ляпнул чего-нибудь!
– А за хлебом можно сходить? – продолжал выяснять
Чистяков, словно и не было рядом смертельной опасности, а была просто
необходимость немного изменить режим.
– Нельзя, Лешенька. Из квартиры выходить не нужно, –
терпеливо объясняла Настя, не сводя глаз с Ларцева.
– А мусор вынести? – иногда профессор Чистяков проявлял
просто-таки чудеса дотошности. А Настин друг юности Лешка, рыжий, лохматый,
рассеянный и чудной, ее первый мужчина и самый близкий человек, бывал порой на
удивление прозорлив и догадлив.
– Мусор вынести можно, – великодушно разрешила Настя,
продолжая следить за Володей. «Поддается, – обрадовано думала она, –
поддается».
– Нет, я все-таки не понимаю, как же без хлеба? –
сердито сказал Леша. – В магазин я сегодня сходил, к Новому году купил кучу
продуктов, так что пять дней мы нормально продержимся, но хлебом-то я не
запасся на такой срок. И молоком, между прочим, тоже. Я без хлеба и молока не
могу, ты же знаешь, Настасья. Ты попроси своего майора, может, он сделает
поблажку?
«Перебор, – быстро подумала она. – До сих пор Леша делал все
правильно. Ситуацию надо довести до абсурда, тогда она перестанет казаться
серьезной. А вот насчет поблажки – это уже ерничество. Как бы Ларцев не
взбрыкнул».
Ларцев упорно смотрел в стену. Настя смотрела на Ларцева.
Леша Чистяков смотрел на Настю. И он заметил, как
непроизвольно дрогнули ее губы, готовые недовольно скривиться.
– Ладно, ребята, – миролюбиво произнес Леша, будто
ничего особенного и не произошло. – Я в ваши дела не лезу. Раз надо – значит
надо, чего ж тут обсуждать. Работа у вас специфическая, мне все равно ее не
понять.
Только вы мне объясните, при чем тут табельное оружие майора
Ларцева.
– А при том, – тихо ответила Настя, – что майор Ларцев
считает меня безмозглой и бездушной тварью. Его дочь похитили, и возвращение
девочки полностью зависит от моего, то есть от нашего с тобой, поведения. И он
думает, что я могу сделать что-нибудь такое, что может повредить ребенку. Он
думает, что для меня чужой ребенок – это пустой звук, потому что своих детей у
меня нет и отцовских чувств мне не понять. Он считает, что я могу наплевать на
одиннадцатилетнюю девочку.
Леша перевел напряженный взгляд на Ларцева.
– Ты что, действительно так считаешь?
Ларцев не шелохнулся. Он стоял боком к Леше, и о том, что
происходит с ним, Чистяков мог судить только по Настиному лицу, на котором, как
в зеркале, отражались малейшие изменения мимики их ночного гостя. По тому, как
затрепетали крылья ее носа, как внезапно запали щеки и четче обозначились
скулы, он понял, что настал момент наивысшего напряжения. Нужен последний
толчок, после которого Ларцев либо выстрелит, либо опомнится.
Толчок должен быть легким, незаметным, но безупречно точным.
И этот толчок должен сделать он, Чистяков. Сейчас он – на манеже. На него
смотрит весь зал, и он должен произнести реплику, после которой зрители либо
взорвутся аплодисментами за эффектно законченную репризу, либо забросают его
гнилыми помидорами за скучный и безлико исполненный номер.
– Ну и дурак же ты, майор! – в сердцах сказал Леша,
вложив в свои слова как можно больше искренности.
Настино лицо сразу смягчилось, и он понял, что попал точно в
цель.
Ларцев вышел из оцепенения, спина расслабилась, голова
опустилась. Он ссутулился и в один миг будто постарел лет на десять.
– Обещай мне, что ты сделаешь все как надо. Обещаешь?
– Ну конечно. Конечно, обещаю, – мягко ответила Настя.
– Не волнуйся. Пойдем на кухню, там теплее.
В молчании они пили кофе с печеньем и думали об одном и том
же. Когда часы показали ровно два, Настя, встретилась глазами с Ларцевым. Оба
медленно поднялись и пошли в комнату, где стоял телефон. Через минуту
оглушительно прозвенел звонок.
Глава 12
Сорокашестилетний Евгений Морозов считал себя неудачником.
Большинство его ровесников уже стали подполковниками, а то и
полковниками, а он так и засиделся в капитанах, не получив даже майорской
звезды.
Основным его занятием был розыск без вести пропавших людей,
а также скрывшихся от следствия и суда подозреваемых и обвиняемых. Работа
казалась ему серой и безрадостной, он уже давно расстался с надеждой на
продвижение по службе и скучно и безынициативно «дорабатывал» до пенсии.
В последние годы он начал пить, понемногу, но регулярно.
Настю Каменскую он невзлюбил сразу, с самого первого дня их
совместной работы. Во-первых и в-главных, его приводила в бешенство мысль о
том, что он должен работать бок о бок с этой пигалицей, которая младше его
больше чем на десять лет, а уже дослужилась до майора. Да не просто работать, а
подчиняться ей! Большего удара его самолюбию нельзя было нанести. Во-вторых, он
не понимал и не признавал методов ее работы. Заумь какая-то: архивные дела,
книжки на иностранных языках, бесконечные допросы-передопросы, скрипичный ключ
и прочая муть. Его, Морозова, в свое время учили работать по-другому, не сидеть
с умным видом на диване, а брать ноги в руки и искать, искать, искать… Не зря
же служба, которой он посвятил свою жизнь, называется «уголовный розыск». Вот
именно, розыск, а не что-нибудь другое. А один из главных методов его работы
называется личным сыском. И ни про какие аналитические методы он и слыхом не
слыхивал, да и знать о них не хотел.
Злость на девицу с Петровки, 38 привела капитана Морозова к
плодотворной идее раскрыть убийство Вики Ереминой самому. Самостоятельно. В
одиночку. Назло всем. В отделении милиции, где он работал, недавно открылась
вакансия, заняв которую можно было быстро получить звание майора, а еще через
четыре года – подполковника. Это был хороший шанс, и упускать его было бы
глупо. Нужно добиться успеха, яркого, громкого, утереть нос сыщикам из МУРа.
Тогда и начальник отделения будет доволен, он тоже недолюбливает элиту из ГУВД.
Но посвящать начальника в свои планы Морозов пока не собирался.
