– Но вы понимаете, что после завтрашнего укола она
может… – врач запнулся и судорожно сглотнул.
Арсен чуть приподнял голову и впился своими маленькими,
очень светлыми глазками в лицо врача. Он затягивал паузу, и молчание его было
куда более выразительным и угрожающим, чем любые самые строгие и бранные слова.
Наконец злобный блеск в глазах погас, лицо старика снова стало обыкновенным и
ничем не примечательным.
– Как поживает император? – почти весело спросил он,
изучая вытащенное из кармана расписание пригородных электричек.
– Цезарь-то? Отлично. Ест за двоих, капризничает за
троих, зато злобности в нем на десяток псов хватит, – в голосе врача слышалось
нескрываемое облегчение. Он не только хотел угодить Арсену. Он смертельно
боялся его.
– Про сына не спрашиваю, о нем я и так все знаю.
Супруга здорова?
– Спасибо, у нас все в порядке.
– Что-то холодновато у вас тут, – старик снова зябко
поежился. – Девчонку не простудите?
– Она тепло укрыта. А вообще-то в помещении и должно
быть прохладно.
В жаркой комнате наркотический сон переносится плохо, –
авторитетно пояснил врач. – Видите, здесь только один обогреватель, его вполне
достаточно, а в соседней комнате, где ваши мальчики сидят, намного теплее.
Там у них два калорифера, да еще вдобавок плитка постоянно
включена, они все время чайник кипятят.
– Ладно, друг мой, мне пора, – Арсен наконец выбрал
удобную электричку и засобирался. – Завтра в восемь утра вы осматриваете
девочку, в восемь пятнадцать я жду вашего звонка. Если я приму решение больше
инъекций не делать, скажете охранникам, чтобы везли ее в город и оставили в
сквере, они знают, где это.
– А если..? – робко спросил врач.
– Тогда сделаете укол. И не забивайте себе голову
разными глупостями.
Арсен вышел из комнаты, спустился с крыльца и ступил на
поскрипывающий под ногами снег. Здесь, за городом, зима была настоящей, снег не
стаивал под ногами и колесами, а лежал ровным белым сахарным слоем. Старик
знал, что от пустующего зимой пионерского (в прошлом, а ныне просто детского)
лагеря до платформы ровно двадцать три минуты средним шагом.
Он отправился в путь за двадцать три минуты до прихода
электрички, чтобы ни одной лишней секунды не торчать на платформе и не
светиться понапрасну.
Разговор с врачом оставил в нем, как всегда, чувство легкой
брезгливости. Старательный, но трусливый и угодливый, хотя и безусловно
преданный, он нравился Арсену куда меньше, чем его жена. Вот она была истинной
находкой. Просто сокровище. Но и без врача не обойтись, его надо держать на
коротком поводке, нельзя его совсем уж отпугивать. Вот и с девочкой он помог.
Арсен прекрасно понимал, что возвращать Надю опасно, она уже все понимает и
может помочь нащупать какие-то ниточки, ведущие к нему. И в то же время
возвращать ее надо, чтобы не потерять влияние на Ларцева, а потом и на
Каменскую. Вариант с усыплением девочки идеально решал проблему: она ничего не
видит и не слышит, поэтому ее можно вернуть безо всякого риска, но строптивый
папаша будет понимать, что поведи он себя плохо, в следующий раз с девочкой
поступят по-другому. Практика показывала, что до следующего раза дело никогда
не доходило, непокорные родители становились тише воды, ниже травы, ужаса,
пережитого за время отсутствия их ребенка, им хватало на всю оставшуюся жизнь.
Похищение Нади Ларцевой было уже пятым в деятельности Арсена и его конторы, и
врач был в этих делах совершенно незаменим.
Арсен ступил на платформу в тот момент, когда прямо перед
ним раздвинулись автоматические двери. Он шагнул в тепло вагона, уселся в
уголке и, прислонившись головой к стенке, прикрыл глаза.
Полковник Гордеев обдумывал сведения, которые Олег Мещеринов
привез от вдовы Аркадия Никифорчука. Вчера, 29 декабря, Виктор Алексеевич
получил первую информацию о соучастнике Градова по эпизоду в квартире Тамары
Ереминой. Жаль, что следователь Смеляков не помнил, в каком именно институте
учились молодые люди, которых пришлось срочно «убирать» из материалов
уголовного дела. Пока Настя «вычисляла» Градова, найдя его по совпадению
адресов с одним из фигурантов нынешнего дела, пока собирали о нем данные и
выясняли, в каком институте он учился, пока искали его сокурсника Никифорчука,
прошло немало времени. В обычном исчислении это было всего несколько часов,
сущая безделица, но в жизни оперативных работников эти несколько часов
превращались в непреодолимую пропасть, перешагнуть через которую Гордеев не
успел: когда перед ним легли документы двухлетней давности об обнаружении трупа
Аркадия Никифорчука, Настя уже была дома, и позвонить ей было нельзя. Сейчас
Виктор Алексеевич искренне сожалел об этом, потому что в этих документах
содержалась очень важная деталь. Тогда, два года назад, гибель Никифорчука была
признана несчастным случаем. Мало ли алкашей помирают, не сумев справиться с
непреодолимым влечением к спиртному, невзирая на строжайшее предупреждение
врача-нарколога, вшившего им эспераль? Работники милиции делали все
добросовестно, но никаких врагов у спившегося переводчика найти не сумели,
корыстные мотивы тоже не просматривались. Но сегодня эта деталь, обрамленная
всем тем, что случилось за два последних месяца, проливала свет на
обстоятельства смерти Аркадия.
Поэтому Гордеев вчера же велел стажеру Мещеринову съездить к
вдове погибшего.
Виктор Алексеевич не мог знать, что сразу же после получения
задания Олег позвонил Арсену и обо всем доложил.
– Съезди, но прежде чем докладывать Гордееву, свяжись
со мной, я тебя сориентирую, – скомандовал старик.
Вечером Мещеринов женщину не застал, она работала
официанткой и освобождалась не раньше половины второго ночи, а беспокоить ее на
работе по такому деликатному вопросу стажер не решился. Он явился к ней утром,
выяснил все, что его интересовало, и в деталях живописал Арсену. К этому
моменту руководитель конторы уже знал, что Гордеев звонил Каменской и жаловался
на интенсивное давление «сверху». Информация о Никифорчуке только укрепила его
в решимости порвать с Градовым, предоставив ему самому выпутываться.
«Экий, право же, подлец наш Сергей Александрович», – с
усмешкой размышлял Арсен, слушая четкий и лаконичный рассказ стажера. Мало
того, что скрыл ту давнюю историю с убийством Лучникова, так еще и о подельнике
своем промолчал. Совсем за дурака держит старого Арсена. Руководитель конторы
привык к тому, что люди, обращавшиеся к нему за услугами, доверяли ему
безраздельно, как больные доверяют врачу. Разве нормальному человеку в голову
придет скрывать от врача половину симптомов своей болезни и потом надеяться на
то, что ему помогут выздороветь? А если Градов не понимает таких простых вещей,
то нечего ему надеяться на контору и на него, Арсена.
– Можешь рассказать своему начальнику все как есть, –
милостиво разрешил он Олегу.
Если бы полковник Гордеев знал правду, он бы, вероятно,
посмеялся над тем, что, совершив ошибку и доверившись стажеру, получил в
результате достоверную информацию. Но правды он в тот момент не знал, потому и
не стал задумываться над сложными перипетиями борьбы истины с ложью.
