Вдова же Никифорчука поведала, что в последний месяц перед
смертью Аркадий пил больше обычного и часто по ночам звонил какому-то Сергею,
плакал, упоминал имя «Вика». Кто такие эти Сергей и Вика, женщина не знала, и
два года назад искать их в многомиллионной Москве было бессмысленным. Да и
зачем, если смерть Аркадия не выглядела криминальной? Кроме того, она
рассказала, что муж много раз затевал с ней разговор о детях.
– Как ты думаешь, – спрашивал он, – трехлетние дети
понимают, что вокруг них происходит? А как ты думаешь, они, когда вырастают,
помнят о том, что было, когда они были маленькие? Вот ты помнишь себя в
младенческом возрасте?
Чем вызван такой горячий интерес к психологии младенцев,
Аркадий никогда не объяснял. Но однажды обмолвился, что ему, мол, хочется
знать, будет ли дочка его помнить, когда вырастет. Первая жена его, забрав
ребенка и создав новую семью, напрочь вычеркнула Аркадия из жизни девочки.
Объяснение казалось достаточно убедительным для второй жены,
но совершенно не удовлетворило Гордеева, который, имея перед собой детальное
жизнеописание несостоявшегося дипломата, сразу увидел, что в момент развода
дочери Никифорчука было не три года, а всего полтора.
Самой же важной деталью оказалась личность прохожего,
случайно обнаружившего труп Никифорчука в темном закоулке возле здания станции
метро.
Он случайно наткнулся на лежащего неподвижно человека, хотел
уже бежать вызывать «скорую», думая, что тот, может быть, еще жив, но, увидев
проезжающую рядом патрульную машину, замахал руками и позвал на помощь
милиционеров. Имя этого прохожего было Николай Фистин.
Виктор Алексеевич зашел к Жерехову. Работа в его кабинете
уже закончилась, труп Морозова унесли, эксперты сделали все необходимое и
удалились, оставив после себя легкий запах реактивов.
– Что Ларцев? – с порога спросил полковник.
– Был в обществе охотников и рыболовов, потом ребята
его потеряли, сейчас пытаются найти.
– Паша, он что-то нащупал. Он ищет кого-то конкретного,
пошли дополнительно людей ему вслед. Надо его подстраховать. У него от отчаяния
может притупиться чувство опасности.
– Сделаю, – коротко кивнул Жерехов.
– Сведения о докторе Рачковой?
– Ничего подозрительного. Живет с мужем – пенсионером.
Муж увлекается филателией. Излишний достаток в семье не наблюдается. Дети живут
отдельно. Ничего, за что можно уцепиться.
– Ладно, значит, я с перепугу перестраховался. Совсем
чутье потерял.
Теперь другое. Усильте наблюдение за Фистиным. Это может
оказаться очень интересным.
– Виктор, думай, что говоришь! – с досадой покачал
головой Павел Васильевич. – Где людей взять? У нас их не бездонная прорва. Если
бы дело было на контроле у министра, тогда нам бы давали столько сил и средств,
сколько попросим. А это дело даже не на контроле у начальника МУРа. Что я себе,
рожу людей, что ли? Чтобы проверить сегодня обстановку у дома Анастасии и
выполнить твое задание по доктору Рачковой, я снял наблюдение с Фистина. Теперь
тебе понадобились люди бегать за Ларцевым. Это я сделаю. А где взять наружников
для Фистина – ума не приложу. Гончаров меня сегодня уже трижды посылал, и с
каждым разом все дальше и затейливее. И он, между прочим, прав, Виктор. У нас
нет четкого плана операции, у нас вообще нет никакого плана, мы шарахаемся из
стороны в сторону, делаем судорожные телодвижения, совершенно не понимая, что
будет происходить в следующую минуту. Но это ведь наши с тобой трудности.
Немудрено, что Гончаров взбесился. Мы без конца перетасовываем его людей,
отменяем задания, не успев их толком выполнить…
– Когда-нибудь я тебя все-таки убью, – рассвирепел
Гордеев. – И ты так и помрешь крючкотвором и занудой. У тебя что, друзей нет в
отделениях милиции? Ты что, первый год в Москве живешь, связями не оброс?
Звони, проси, умоляй, обещай цистерну водки и вагон закуски, в ногах валяйся,
но чтобы за Фистиным через полчаса был «хвост». Все, Паша, обсуждение закрыто.
Я знаю, ты терпеть не можешь делать то, что не положено, а уж тем более не
любишь просить кого-то нарушить инструкцию. Наплюй на то, что ты любишь и чего
не любишь. Считай, что это приказ. Если что не так – я сам буду отвечать.
Тяжело вздохнув, Павел Васильевич потянулся к телефону.
Мальчики, посланные дядей Колей следить за Арсеном,
растерянно глядели вслед уходящей электричке. У них было задание выяснить адрес
старика, но с места встречи с дядей Колей он отправился на Ярославский вокзал и
сел в пригородный поезд. Мальчики доехали вместе с ним до нужной ему остановки.
Старик ровным шагом пошел в сторону леса по совершенно пустой дороге. Идти за
ним на небольшом расстоянии было рискованным, поэтому мальчики поймали возле
платформы толстую тетку с сумками, сошедшую с этого же поезда.
– Скажите, поселок в той стороне? – спросили они,
указывая рукой в направлении, в котором удалился Арсен.
– Не, поселок во-он туда, – охотно объяснила женщина. –
А там, куда вы показываете, ничего нет, только пионерский лагерь.
– А далеко до лагеря?
– Да с полчаса будет. Вы-то молодые, вам, может, и
меньше понадобится.
– Спасибо, мамаша, – поблагодарили мальчики.
Решение было принято простое. Раз нельзя преследовать Арсена
на небольшом расстоянии, потому что дорога пустая и бессмысленно идти за ним на
большой дистанции, потому что уже совсем темно и ничего не видно, надо
отпустить его и подойти к лагерю попозже. Все равно никуда, кроме как в лагерь,
он идти не может.
Расчет оказался правильным. Дойдя до лагеря и померзнув
минут тридцать, мальчики увидели, как старик вышел из ворот и ровным уверенным
шагом направился к станции. Они отпустили его подальше, чтобы не был слышен
скрип их шагов по снегу, и, придерживаясь темпа, заданного Арсеном, пошли
следом. Ошибка стала очевидной, когда вдали послышался гудок и перестук колес.
Арсен в этот момент был в тридцати метрах от платформы, а мальчики – намного
дальше. Они прибавили шаг, потом, воспользовавшись шумом приближающейся
электрички, перешли на бег. Но все равно не успели.
В самую последнюю секунду путь им перекрыл электропоезд,
шедший в противоположном направлении. Немного посовещавшись, мальчики дяди Коли
вернулись в лагерь, осторожно обошли все постройки и обнаружили в
административном корпусе двух мужчин, сидевших в темноте в директорском кабинете.
Вообще света не было нигде, лишь в двух помещениях они
заметили слабый отблеск включенных электрообогревателей.
– Хренота какая-то, – недоуменно пожал плечами
невысокий рыжеватый парень по имени Славик, в прошлом чемпионавтогонщик. – Не
пойму я, сколько их там. Трое, что ли?
– Вроде двое, – неуверенно прошептал его напарник,
невысокий рыхловатый блондин, напряженно вглядываясь через окно в тускло
освещенное помещение. – Черт его разберет, видно плохо.
