…Год назад… Впервые за много лет Наталья Евгеньевна изменила
мужу. И не просто изменила, а влюбилась без памяти, влюбилась настолько, что
порой теряла осторожность.
Рано или поздно это должно было случиться. Она приехала с
любовником к себе на дачу, будучи уверенной, что муж находится на дежурстве, а
сын – на занятиях в Высшей школе милиции. Когда на крыльце раздались шаги и
голоса, Наталья помертвела. Муж не должен узнать о любовнике, это может стать
катастрофой для всех. Еще будучи студенткой, Наталья умело внушила ему мысль о
его необыкновенных сексуальных достоинствах и, играя на этой струне, быстро
превратила сокурсника сначала в любовника, потом в жениха, а затем и в мужа. На
самом деле он был не особенно силен, но что еще хуже – он не был умелым
партнером и не желал ничему учиться. Да и зачем, собственно, учиться, если жена
уверяет, что все так здорово – прямо лучше и желать не надо.
Попав в сети собственной лжи, Наталья терпеливо сносила
ритуал супружеских обязанностей, неизменно изображая восторг и упоение, ибо
помнила: все, что угодно, только не разрыв и не развод. Нет, нет, ни в коем
случае этого допускать нельзя, он слишком много знает о конторе и слишком нужен
Арсену. В случае конфликта его придется убрать.
Наталья Евгеньевна, собрав все свое недюжинное мужество,
накинула халат и выскочила из спальни в холл. На пороге стояли Олег и
симпатичная барышня в длинном кожаном пальто с небрежно наброшенным сверху
изумрудно-зеленым шарфом. На лице у барышни была написана нескрываемая
насмешка. Наталья приехала сюда на машине любовника, и то обстоятельство, что у
дома стоит чужая машина, а из спальни выскакивает всклокоченная баба средних
лет в едва застегнутом халатике и с перекошенным от паники лицом, возможностей
для двойного толкования не оставляло. Барышню явно забавляла мысль о том, что
эта некрасивая немолодая женщина занимается любовью так же, как это делают юные
обладатели стройных и прекрасных тел.
– Олег, проводи гостью в гостиную, предложи ей
что-нибудь выпить и приходи в папин кабинет. Нам надо поговорить, – холодно
произнесла Наталья Евгеньевна.
Она села в глубокое кресло в кабинете мужа и попыталась
собраться с мыслями. Во что бы то ни стало надо перетянуть Олега на свою
сторону, пообещать ему все, что он захочет, только бы заручиться его молчанием.
Может быть, состряпать на скорую руку какую-нибудь ложь,
сославшись на задание Арсена?
Олег вошел в кабинет и молча остановился перед ней.
Всего несколько мгновений они, не говоря ни слова, глядели
друг на друга, но этих мгновений ему хватило, чтобы понять настроение матери и
быстренько сориентироваться. Он опустился на колени перед креслом, взял Наталью
за руку.
– Мать, я очень рад за тебя. Я за семь лет ни разу не
видел тебя такой красивой, с горящими глазами! Ты необыкновенная женщина, а что
ты видишь в своей жизни? Скучного отца, скучную работу, скучного меня. Наш отец
– замечательный, он добрый, порядочный, спокойный, но тебе нужно хотя бы иногда
встряхиваться, иначе ты совсем закиснешь. Честное слово, я очень рад, что
нашелся человек, который оценил тебя, твой ум, твою красоту, твою
незаурядность. И ты можешь быть абсолютно спокойна, отец ничего не узнает.
Более того, если я впредь могу быть тебе чем-то полезен, ты
можешь на меня рассчитывать.
Еще не родилась на свет женщина, которую нельзя было бы
купить лестью. Вопрос только в степени тонкости этой лести. Великолепный юный
негодяй. Воплощенная материнская мечта.
…Месяц назад…
– Ты посоветовался с дядей Арсеном?
– Да. Он сказал, что нужно сделать крепкого середнячка.
Отказываться от стажировки в МУРе глупо, это сразу бросается
в глаза.
Но надо сделать так, чтобы отзыв о стажировке был
похвальный, но чтобы они не захотели через полгода взять меня на работу.
– Почему?
– Я нужен дяде Арсену в Северном округе. Даже если я
пройду стажировку в МУРе, распределение я все равно получу в Северный. У него
свои планы.
– Что ж, дяде Арсену виднее…
…Неделю назад…
– Ослабь хватку, сынок. Не нужно выглядеть слишком
умным. Судя по информации, которая у нас есть, Каменская вовсе не так проста.
Как бы она тебя не разглядела.
– Советуешь сбавить обороты?
– Вот именно.
– Слушаюсь, мой генерал! Ну и чутье у тебя, мамуля…
Выстрелы прозвучали одновременно. Ларцев рухнул как
подкошенный, а Олег стал медленно оседать, привалившись к дверному косяку.
Наталья Евгеньевна едва успела осознать случившееся, как раздался звонок в
дверь.
Немедленно отозвался злым лаем Цезарь. У мужа есть ключи,
так что это не он. Никому другому она дверь открывать не собиралась.
Звонок прозвенел еще раз, Цезарь залаял громче, потом в
дверь заколотили, послышались голоса:
– Откройте, милиция!
Через несколько секунд удары стали сильнее, Дахно поняла,
что неизвестно откуда взявшаяся милиция взламывает дверь. Почему они здесь?
Неужели Олежка? Где-то ошибся, прокололся, заставил себя подозревать и притащил
за собой «хвост»? Олежка, сынок, как же ты так!
Ей хотелось кричать. Она слишком часто видела смерть и как
врач, и как охотница. Олег был мертв, никаких сомнений. Олег, ее воспитанник,
которого она со временем стала считать родным сыном, которого потом полюбила
как сына, который дал ей пережить минуты непереносимо острого материнского
счастья, гордости за своего ребенка, дал ей почувствовать особую прелесть
дружбы и соратничества между матерью и сыном. За эти восемь лет она испытала
столько радости, сколько не наберется во всей ее прошлой жизни. Никто никогда
не сумеет так, как Олег, поддержать в минуты сомнений, утешить в горькие
минуты, сказать в нужный момент нужные слова. И пусть все это было не правдой,
пусть это было умелой, искусной игрой, но ведь было же, было! И было так
хорошо!..
Но кроме Олега есть еще муж, и есть она сама, и есть лет
тридцать жизни, которые надо прожить в нормальных условиях, а не на нарах.
Затрещала выломанная дверь. Лай Цезаря стал истошным и
хриплым. Наталье Евгеньевне хотелось завыть и разрыдаться. Она чувствовала
острую боль в груди и потеряла сознание.
Поздним вечером 30 декабря Настя с удовлетворением убедилась
в том, что затеянная Колобком и ею игра дала некоторый результат. Человек с
приятным баритоном звонил регулярно, вежливо извинялся за то, что не может
прислать ей Александра Дьякова, спрашивал, не нужно ли для наилучшего
завершения дела чего-нибудь еще, и не высказывал никаких претензий.
Чуткое Настино ухо улавливало в его голосе нарастающее
напряжение, которое он, впрочем, весьма умело скрывал. Пока все шло так, как
она задумывала: тянуть время, демонстрируя полную готовность к сотрудничеству
во имя спасения своей жизни от разгневанного Ларцева.
