Маркус взглянул на часы и нахмурился:
– Да, нам пора идти. Уже почти восемь. Виктор всегда ложится спать в это время. Мы же не можем отступить от расписания, правда, Виктор?
Виктор, крепко прижимая к груди книгу, засеменил к выходу.
Маркус чуть поклонился Анни, стараясь выглядеть светским.
– Могу я проводить вас до машины, Анни? Вы сейчас нуждаетесь в защите.
Анни едва сдержалась, чтобы не ответить, что его общество едва ли можно считать надежной защитой. Он либо убийца, либо возможная мишень для убийцы.
– Я останусь. У меня еще есть работа. Маркус не торопился уходить.
– Вы смогли найти того водителя, который помог мне? – прервал молчание Ренар.
– Нет, я была очень занята. – Список машин, выданный компьютером, все так же лежал под папками на ее столе. – Я сделаю все, что смогу.
– Я знаю, Анни, – ответил Маркус. – Я знаю, что вы сделаете для меня все возможное. Вы особенная, Анни. – И прежде чем Анни смогла запротестовать, Ренар добавил: – Вы пойдете в пятницу на танцы? Во время праздника танцевать будет весь город.
«Неужели он меня приглашает?» – удивилась Анни.
– Вряд ли. Я дежурю в этот день. Маркус вздохнул:
– Очень плохо. Вы так много работали последнее время.
«И все из-за тебя», – чуть было не выпалила Анни, но сдержалась.
Она смотрела вслед братьям Ренар, когда они уходили. Виктор цеплялся за стену, пряча лицо за книгой. Маска. Ему хотелось спрятать свое «я» за другой внешностью, А его брат тоже вполне мог прятать другую личину под вполне заурядной физиономией.
Анни вернулась к принтеру и кипе статей, где упоминался Чез Стоукс, использовавший вместо маски свой жетон и прикрывавший одному богу известно что.
– Краска не совпадает, – трагически возвестила Долл. – Я же тебе говорила. У меня было дурное предчувствие.
– Еще не высохло, мама, – отозвался Маркус, растирая краску губкой, чтобы сровнять это место со стеной. – Краска становится светлее, когда высыхает.
Долл придирчиво всматривалась в стену столовой, ее худое лицо напряглось. Наконец миссис Ренар скрестила руки на груди и изрекла:
– Сомневаюсь, что это тот же оттенок. Я так и думала, что останется пятно.
Маркус чувствовал, что его терпение на исходе и вот-вот лопнет, как старая веревка, и в этом он винил мать. Он вернулся домой из библиотеки, его мысли были заняты исключительно Анни. Маркус вспоминал всю сцену в мельчайших подробностях. Маркус все понял. Анни не может при всех принимать его ухаживания, пока не оправдает его, не докажет, что не он убил Памелу Бишон. Теперь он будет вести себя более сдержанно. У них будет свой секрет.
– Каждый раз, как мой взгляд упадет на эту стену, я снова буду переживать ужас того вечера, – продолжала бубнить Долли. – Ужас и стыд, вот во что превратилась моя жизнь. Я едва осмеливаюсь выходить из дома в последние дни.
Маркус даже язык прикусил, чтобы не нагрубить матери. Она все утро нудела у него над ухом, прося отвезти ее в город. Ей понадобилось зайти в аптеку и в супермаркет. Долл не верила, что Маркус купит именно то, что ей нужно, и отказывалась давать ему список, потому что она обычно ориентировалась только по картинкам на пакетах и коробках. И разумеется, она не могла поехать на собственной машине – ведь у нее нервы и загадочный паралич, поразивший ее совсем недавно по вине Маркуса.
– И все из-за твоего увлечения той женщиной, – осуждающе произнесла Долл, словно перепрыгнула в их разговор, состоявшийся девять часов тому назад. – Не понимаю, Маркус, почему ты не можешь найти удовлетворения.
«С кем я его найду? С тобой?» – мысленно ответил ей сын. Маркус покосился на мать и представил, как он засунет голову Долл в банку и утопит ее в этой проклятой краске. Разумеется, он этого не сделает, как не засунет ей в рот губку с краской, чтобы она задохнулась, и не воткнет ей в глотку отвертку, которой он открывал банку.
– Только посмотри, во что ты превратил нашу жизнь.
– В том, что случилось, нет моей вины, мама. – Маркус закрыл банку с краской, ударив по ней деревянным молотком.
– Разумеется, есть, – настаивала Долл. – Ты привязался к этой женщине, а когда она умерла, все решили, что это твоих рук дело.
– Это просто недоразумение, – сказал Маркус, собирая инструменты. – Анни во всем разберется. Она днем и ночью работает над этим делом.
– Анни, – Долл покачала головой, идя за сыном на кухню. – Она ничем не лучше остальных, Маркус. Запомни мои слова, она тебе не друг.
Ренар остановился около задней двери и с вызовом взглянул на мать:
– Анни спасла мне жизнь. Она поссорилась с коллегами, чтобы помочь мне. Я полагаю, что это соответствует понятию «друг».
Он открыл дверь локтем и подошел к маленькому сарайчику, где хранились краски и инструменты. Маркус убрал все на место и выключил свет. Он не спешил уходить отсюда, надеясь, что мать ляжет спать и ему не придется разговаривать с ней до следующего утра.
Она не может понять Анни, думал Маркус, дожидаясь, пока на кухне погаснет свет. Что его мать может знать о друзьях? У нее их никогда не было. Во всяком случае, Маркус о них не знал. Матери никогда не понять, какой друг Анни Бруссар.
В кухне наконец выключили свет, потом погасли и окна столовой. Маркус прошел к себе через террасу и вошел через высокую стеклянную дверь, ключ от которой он всегда держал под цветочным горшком. Сначала он зашел в спальню и принял таблетку «Перкодана», чтобы унять боль и успокоить нервы, а потом вернулся в свою студию.
Лекарство подействовало быстро, Маркус расслабился, у него появилось необыкновенное чувство легкости. Он словно поднялся над физической болью и эмоциональной неудовлетворенностью. Разглядывая рисунок, Маркус выбросил из головы все, кроме Анни.
Разумеется, он в нее влюбился. Она его ангел. Именно так он называл ее, когда представлял их вместе. «Мой ангел». Это будет ее тайным именем, только они двое будут его знать. Маркус провел по губам, словно закрывая «молнию», и улыбнулся своим мыслям. Им следует быть осторожными и скрытными. Анни рискует, так помогая ему.
Маркус поднял со стола маленькую фигурку и покрутил в пальцах. Это был смешной пластмассовый аллигатор в солнечных очках и красном берете, которого он снял с зеркала заднего вида в ее машине. Глупая штука, совсем не для взрослой женщины с такой серьезной профессией, и все-таки она ей подходит. Во многих отношениях Анни еще совсем ребенок – свежая, неиспорченная, искренняя, неуверенная в себе.
«Она не стала бы возражать против этого, – решил Маркус. – Это просто еще один секрет на двоих». Он чмокнул аллигатора в нос и улыбнулся. «Перкодан» горячим вином разливался по его венам. Маркус на мгновение закрыл глаза и почувствовал, как взмывает вверх его тело.
