А может, в фильме убийцей был бы Дэннис. Вот был бы ужас. Нет ничего страшнее в фильмах, чем злой ребенок. Ей подумалось, что Дэннису даже не пришлось бы притворяться.
Она жалела, что не позвонила Томми и не выманила его в парк. Теперь при свете дня чаща уже не казалась такой зловещей, и ей даже захотелось вернуться и повторить их судьбоносное путешествие из школы в тот день. Но было бы лучше, если бы Томми оказался здесь и помог ей восстановить все события.
Вэнди просто бесило, что мама Томми была такой строгой. Он постоянно ходил то на занятия, то на концерты. Ему не позволяли быть нормальным ребенком и просто играть. Он должен быть там в такое-то время, а тут — до темноты, ему нельзя то, ему нельзя это.
А он совсем не походил на Харлана Фридмана, который притворялся слабым аллергиком, чтобы не ходить на физкультуру или в походы. Томми любил и то, и другое. Ему просто не нравилось попадать в переделки.
Вэнди не была настроена осторожничать. Ее родители уже и так взбесятся из-за того, что она ушла из дома без предупреждения. Она могла делать что угодно до того, как ее найдут. А даже когда найдут — что они ей скажут? Как мог ее отец говорить с ней о том, что нельзя нарушать правила, когда сам нарушал самое главное правило на свете?
Повинуясь порыву, Вэнди спрыгнула со скамейки, сунула записную книжку подмышку и зашагала. Скоро она уже сошла с дороги и оказалась в чаще, через которую они бежали во вторник, когда за ними гнались Дэннис и Коди.
Она вспомнила, как назвала Дэнниса Фармана дураком, и ей стало интересно, разрешат ли такую фразу вставить в фильм. Наверное, да. Люди ведь ругаются в фильмах, конечно, не в тех, которые ей разрешали смотреть, но все равно… Она вспомнила, как на этом месте посмотрела через плечо, а Томми крикнул: «Прыгай!» И они прыгнули с насыпи, заскользили, поехали и свалились. Вэнди на сей раз пошла длинным путем и осмотрела насыпь. Они словно упали в глубокую миску, подумалось ей, и она открыла свою записную книжку и, высунув язык, стала записывать мысль, стараясь и писать, и идти одновременно.
Томми укатился дальше всех, остановившись прямо…
Крик пронзил воздух настолько неожиданно, что Вэнди даже не поняла, что он вырвался из нее. Там, в могиле, наполовину прикрытый опавшими листьями и ветками, сидел, плача, Коди Роч, а кровь заливала его руки, живот и лицо.
Он посмотрел прямо на Вэнди и всхлипнул:
— Дэннис убил меня!
Из-за дерева появился Дэннис. Он схватил Вэнди за одну косу и сбил с ног, не давая ей убежать. Ее записная книжка улетела в сторону. Девочка приземлилась и едва успела отскочить в сторону, когда Дэннис занес нож, собираясь всадить его ей в спину.
Стараясь быстрее подняться, она оглянулась на Дэнниса, побежала и натолкнулась на Коди, и оба упали. Вэнди вся перепачкалась в крови, когда скатилась с него, и снова побежала, преследуемая Дэннисом Фарманом по пятам.
Дэннис был больше и сильнее, но Вэнди проворнее двигалась. Всякий раз, когда он тянулся к ней, ей удавалось изогнуться и избежать его захвата — пока мысок ее кроссовка не зацепился за корень дерева.
Она упала, больно ударившись, и весь дух вышел из нее, когда она с грохотом обрушилась на землю.
— Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! Ненавижу тебя! — кричал Дэннис снова и снова.
Он упал на нее, нож вылетел из его окровавленных рук, когда он хотел пырнуть ее. Но Дэннис, казалось, не заметил, что ножа нет, и продолжал колотить ее снова и снова, словно всаживая в нее воображаемый нож, и его кулак так сильно бил Вэнди в грудь, что было ощущение, что у нее из глаз летят искры.
На глаза Вэнди словно опустилась черная пелена. Она не могла дышать. Дэннис сидел сверху. Ей предстояло умереть.
Глава шестьдесят пятая
Томми провел весь день, будто ходя по лезвию ножа. Он в этом деле поднаторел, потому что это было не в первый раз. Он всегда знал, как угадывать настроение своей матери — и вообще кого угодно. Он не понимал, почему другие этого не могут.
Отец уехал из дома рано, чтобы помогать искать пропавшую женщину. Томми просился с ним, но отец объяснил, что детей туда не пускают.
Это показалось Томми странным, потому что дети могут искать не хуже, чем взрослые, а иногда даже лучше. Они ведь ближе к земле и уделяют больше внимания тому, что происходит вокруг. А кроме того, он уже видел мертвое тело, так что не испугался бы, увидев его еще раз.
Но все это было неважно, потому что отец снова оставил его наедине с матерью, которая, едва встав с постели, принялась хлопать дверями и ящиками, бормоча что-то себе под нос. Хуже не бывает, когда она разговаривает сама с собой, такая злая, с жестким и холодным взглядом.
Она начала «убираться», как она это называла. Разбрасывать вещи направо и налево, выкидывать из комода и бросать на пол — журналы, газеты, почту. Она пошла на кухню и стала разбрасывать еду, выкидывать продукты из холодильника в раковину.
Потом, когда она успокоится, она снова пройдется по дому, идя по следу разрушения и убирая все, что раскидала. К тому времени, как вернется его отец, все будет убрано, словно ничего и не происходило.
Томми оставался в своей комнате большую часть этого действа, но он знал, что в конце концов она нагрянет и сюда, и если здесь не будет идеального порядка, у него будут большие неприятности. Мать скинет покрывало с кровати, повыбрасывает игрушки в мусор, порвет его работы, которые он принес из школы, чтобы сохранить, потому что на них стояли оценки мисс Наварре, или она написала, как хорошо он справился.
В последнем он был особенно уверен — ведь его мать все еще злилась на мисс Наварре. Даже больше, чем на детектива Мендеса и человека из ФБР, которые приходили к ним домой.
Томми приложил все усилия, чтобы спрятать самое ценное, положив бумаги под матрас и под подушку.
Он хотел просто взять и уйти, но не мог. Вместо этого он выскользнул из своей комнаты и пошел следом за матерью, держась на две комнаты позади нее и проверяя, чтобы в своем запале она не выбросила чего-нибудь ценного. Томми иногда находил часы и украшения, деньги, чеки и всякое такое, что мать не выкинула бы, не будь она в плохом настроении.
Сегодняшний день не являлся исключением. Томми разобрал все вещи и разложил их по своим местам. Книги, журналы и подставки под напитки из большой комнаты. Статуэтки и фотографии в гостиной. В комнате родителей — где ему надо было приложить больше усилий, чтобы не попасться, — он сберег отцовское кольцо из колледжа и спутанную цепочку, которую мать выбросила в корзину.
Когда Джанет закончила, она была в кабинете, стояла на коленях и рыдала среди груды газет, писем, вырезок из газетных статей. И как всегда, когда она начинала плакать, Томми зашел и сел рядом, взяв ее за руку. Он сказал, что очень сочувствует ей, жалеет ее и надеется, что ей скоро станет лучше.
Ему приходилось выполнять это совсем не детское занятие, такова уж была его жизнь.
