— Мэм, у вас есть чек? — Голос прыщавого юнца загрохотал и отхлынул. Пелена северного сияния завибрировала, съежилась, втянулась в черную дырочку.
— Пожалуйста, извините, — пробормотала Тилли.
Падаю, подумала она, но пара сильных рук подхватила ее, и чей-то голос сказал:
— Держитесь, буйволы
[42]
. Спокойно. Вам плохо, вам помочь?
— Ой, спасибо, все хорошо.
Она сама слышала, как задыхается. Будто олень. Сердце колотится, будто олень скачет. Если лань олень зовет, пусть поищет Розалинду
[43]
. В молодости она дважды играла в «Как вам это понравится». Хорошая пьеса. У кельтов белый олень — вестник беды. Ей Даглас рассказывал. Он столько всего знал! Замечательная память. «Белый олень» на Друри-лейн, — бывало, ходила туда с Дагласом, пила «розовый джин». А теперь «розовый джин» не пьют, да? Милый боженька, пускай все это прекратится!
— Я искала полицейского, — сказала она человеку, который предложил помощь.
— Ну, я когда-то был полицейским, — ответил он.
Приятный человек, который когда-то был полицейским, провел ее в какую-то комнату. Впереди шел прыщавый юнец. Тусклая комнатенка нескольких оттенков конторского бежевого. Напоминает школьный лазарет. Металлический стол, крытый пластиком, два пластмассовых стула. Ее будут допрашивать? Пытать? Вместо прыщавого юнца возникла девушка — она выдвинула стул из-за стола и сказала Тилли:
— Посидите здесь, я сейчас вернусь. — И правда, вернулась с чашкой горячего чая с сахаром и тарелкой сладких крекеров. — Меня зовут Лесли, — сказала она, — через «с». Хотите? — спросила она человека, который когда-то был полицейским.
— Нет, не беспокойтесь, — сказал он.
— Вы из Америки? — спросила ее Тилли, с трудом втискиваясь в вежливую беседу. Чай, крекеры, болтовня. Надо быть на уровне.
— Из Канады.
— Ой, ну конечно, прошу извинить. — Обычно Тилли прекрасно различала акценты. — Понимаете, я потеряла кошелек, — сказала она.
— Так ее не арестуют за кражу? — спросил человек, который когда-то был полицейским.
За кражу! Тилли в ужасе застонала. Она не воровка. В жизни сознательно не украла даже карандаша. (А все эти ножи, и вилки, и брелоки, и пакеты чипсов — они не украдены, потому что она их не хотела. Совсем даже наоборот.) Она же не Фиби. Фиби вечно «одалживала» браслеты, туфли, платья. Одолжила Дагласа, так и не вернула.
— Вы как? — спросил человек, присев на корточки.
— Все в порядке, спасибо вам огромное, — сказала она. Как приятно встретить нынче настоящего джентльмена.
— Ладно, я тогда пойду, — сказал он девушке.
— Вам получше? — спросила девушка Лесли, когда тот человек ушел.
— Вы меня будете преследовать по закону? — спросила Тилли.
Надо же, как голос дрожит. Девушка, наверное, думает, что она слабоумная. И Тилли нечего возразить. Глупая старуха, дорогу домой забыла. Мозги у Тилли были да сплыли.
— Нет, — сказала девушка. — Вы же не преступница.
Чай был замечательный. От первого глотка Тилли чуть не разрыдалась. Чай во всех смыслах вернул ее к жизни.
— Вот я дура, — сказала Тилли. — Я не знаю, почему так, просто отключилась, понимаете? Ну конечно, не понимаете, — улыбнулась она. — Вы же молодая.
— Наверное, вы потеряли кошелек и расстроились, — посочувствовала девушка Лесли.
— Там была эта женщина, — сказала Тилли, — она ужасно обращалась с ребенком. Бедная малышка. Я хотела позвать кого-нибудь. Но не позвала. Вы меня правда не арестуете?
— Правда, — сказала Лесли. — Вы забылись, вот и все.
— Точно! — сказала Тилли, от этой мысли до крайности взбодрившись. — Совершенно точно, я забылась. А теперь вспомнилась. И все будет нормально. Все будет хорошо.
* * *
Он-то думал, что в Лидсе целыми днями дожди, но сегодня погода чудесная. В парке Раундхей толпы народу, всем не терпится вырвать из лап английского климата хоть один хороший денек. Повсюду орды — люди, вам что, на работу не надо? Пожалуй, себе он вполне мог задать тот же вопрос.
И здесь он внезапно узрел счастье. Собака, грязная псинка, носилась по парку, словно ее только что выпустили из тюрьмы. Спугнула стаю голубей, которые нацелились на выброшенный сэндвич, и те взлетели, раздраженно хлопая крыльями, а собака в восторге на них загавкала. Потом ринулась прочь и на полном ходу еле затормозила — на секунду припоздав — возле женщины, загорающей на коврике. Женщина завопила и кинула в собаку вьетнамкой. Собака поймала вьетнамку на лету, помотала туда-сюда, будто крысу, уронила и помчалась к маленькой девочке — та взвизгнула, когда собака подпрыгнула, пытаясь лизнуть ее мороженое. Девочкина мать заорала благим матом, и собака отбежала, от души полаяла на некий фантом, нашла ветку, потаскала ее кругами, а потом отвлеклась на любопытный запах. Она рыла землю, пока не обнаружила источник — высохшую какашку соплеменника. Собака обнюхала ее с наслаждением истинного ценителя, но быстро заскучала и потрусила к дереву, где задрала лапу.
— Брысь! — заорал какой-то мужчина.
Вроде бесхозный пес. Но нет: потом приковылял какой-то тип — навис над собакой и рявкнул:
— Ахтыблядскаятварьидисюдакогдазовут!
Крупный, лицо зверское, грудь колесом, как у ротвейлера. Плюс бритый череп, мускулы качка, на левом бицепсе татуировка — флаг Святого Георгия, на правом предплечье полуголая женщина; вуаля, идеальный английский джентльмен.
На собаке был ошейник, но у типа вместо поводка имелась веревка, тонкая, вроде бельевой, с петлей на конце; он цапнул собаку за шкирку и накинул петлю ей на шею. Потом вздернул псину, и та, задыхаясь, беспомощно замолотила лапками. Так же внезапно тип ее уронил и отвесил пинка в тощенькую ляжку. Собака съежилась и задрожала; глянешь — сердце заходится. Тип дернул за веревку и поволок собаку за собой, рыча:
— Усыплю тебя, к чертовой матери, сразу надо было, как эта сука ушла.
Собаки и чокнутые англичане на полуденном солнышке
[44]
.
