Затем Коннелли неожиданно замедлил ход и выглянул с правой стороны машины.
Я посмотрел на Нину.
— Шериф, вы точно знаете, куда едете?
— Да, — ответил он. — Собственно говоря, мы уже на месте.
Он выключил двигатель и выбрался из машины. Когда мы с Ниной встали на обочине, местность показалась нам еще более уединенной. Кусты и деревья ограничивали видимость во всех направлениях, и землю покрывал нетронутый снег. В пятидесяти ярдах впереди дорога полностью исчезала.
Фил остановился сразу за нами.
— Шеф, где мы?
— В конце старой служебной дороги, — ответил тот, показывая на деревья у меня за спиной. — Видите?
Если присмотреться, можно было различить очертания разрушенного здания, скрытого среди деревьев в десяти ярдах впереди.
— Ладно, — сказал я. — И что дальше?
Коннелли забросил винтовку за спину и пошел вперед.
— Несколько дней назад я разговаривал с миссис Андерс, — сказал он. — И она сообщила мне, что ее слова о том, где она нашла вещи мистера Козелека, — неправда. Ей показалось, что он не вполне в своем уме, и ей не хотелось, чтобы он возвращался туда снова. Она показала мне, где это было на самом деле. Если Хенриксон до нее добрался, что, скорее всего, и случилось, то он заставит ее проводить его туда.
— Это близко?
— Нет, — ответил он, сворачивая с дороги и направляясь в лес. Я увидел, что деревья впереди несколько реже и выглядят моложе. Видимо, это была старая, теперь заросшая просека. — Не очень. Придется довольно много пройти, а потом путь станет еще тяжелее.
Что касается нас с Ниной, то путь показался нам тяжелым почти с самого начала. Мы все время поднимались в гору, и через час не осталось никаких признаков того, что мы находимся на тропе. Нас окружали громадные толстые деревья, и подъем становился все круче. Я не особый любитель пеших прогулок, о чем в свое время уже говорил Зандту, и потому никакого удовольствия не испытывал. Из-за выпавшего снега трудно было понять, что находится под ним. Иногда это оказывались камни, а иногда, ступив на казавшуюся вполне надежной почву, я неожиданно проваливался по колено.
Начало темнеть, отчасти из-за затянувших небо сплошных облаков. Дождя не было. Когда мы отправились в путь, было холодно, но вскоре то время начало казаться мне чуть ли не безмятежным раем. Если Козелек действительно провел в таких условиях двое суток, то я был искренне удивлен, что ему удалось вернуться живым. Не в меньшей степени меня удивляла самоотверженность первопоселенцев, прокладывавших дороги через подобную местность. Все дело в том, что нам всегда хочется покорить природу, и мы добиваемся этого собственными потом и кровью, но стоит лишь повернуться к ней спиной, и мы оказываемся ее беззащитными жертвами. Причем очень скоро.
— Как ты?
— Более-менее, — сказал я.
Мы с Ниной шли рядом, в нескольких ярдах позади двоих полицейских.
— А ты?
— Вроде бы тоже. Только я очень замерзла. И устала, и проголодалась.
— Далеко еще? — крикнул я шерифу.
— Примерно полпути, — не оборачиваясь, ответил он.
— Господи, — тихо сказала Нина. — Ненавижу дикую природу.
Мы продолжали идти. Я негромко рассказывал Нине о том, что еще говорил Джон прошлой ночью. Она согласилась, что, судя по всему, он тронулся умом.
Что интересно — когда ты слышишь что-либо впервые, оно может показаться абсурдным и лишенным смысла, но какое-то время спустя начинает постепенно занимать твои мысли. Легче всего было примириться с идеей о серийных убийствах как проявлении некоего чудовищного инстинкта, ведущего свое начало со времен человеческих жертвоприношений. Подобная теория была не менее осмысленной, чем всякая другая. Куда труднее было поверить в то, что любые выходящие за рамки обычного события в моей стране могут быть делом рук «соломенных людей». Однако многое из того, что мне было о них известно, и в самом деле нелегко было объяснить с позиции здравого смысла. Так что — кто знает?
Вскоре мы замолчали, в основном из-за того, что выбились из сил. Фил тоже выглядел уставшим, но Коннелли продолжал идти размеренным шагом. Слышался лишь громкий звук шагов четырех пар ног на снегу и тяжелое дыхание. Сочетание усталости, сонливости и постоянный белый фон перед глазами начали оказывать на меня гипнотическое воздействие. Я перестал о чем-либо думать, видя перед собой лишь место для очередного шага, ощущая подъемы и провалы и чувствуя запах еловых иголок и коры в удивительно чистом воздухе. Кожа на лице начала неметь, и когда я моргал, перед глазами вспыхивали искорки. То и дело я спотыкался, и Нина тоже.
— Стоп, — прозвучал тихий и напряженный голос Коннелли.
Я вздрогнул и остановился как вкопанный.
— Что? Пришли?
Он повернулся к нам, но не ответил, лишь прищурился, вглядываясь в лес в той стороне, откуда мы пришли. После долгой ходьбы тишина, казалось, звенела в ушах.
— Что там? — спросила Нина.
Коннелли молчал еще секунд двадцать.
— Ничего, — наконец ответил он. — Мне показалось, будто я что-то вижу. Я оглянулся, и мне почудилась какая-то тень, примерно в сорока ярдах левее.
— Здесь полно теней, — сказал я. — Темнеет.
— Возможно, — кивнул он и посмотрел на помощника. — Наши друзья знают кое-кого еще, кто может интересоваться Хенриксоном. Вполне может быть, что он тоже где-то тут.
— Вот как? — подозрительно спросил Фил. — И кто же это?
— Бывший полицейский. Человек прямоходящий основательно попортил ему жизнь, — сказала Нина. Она прошла несколько ярдов в ту сторону, куда смотрел Коннелли, тоже вглядываясь в гущу деревьев. — Он хочет разделаться с ним не в меньшей степени, чем мы.
— Он опасен?
Я кивнул.
— Но не для нас, надеюсь.
Неожиданно Нина закричала, застав нас врасплох:
— Джон! Джон, ты тут?
Четыре пары глаз напряженно всматривались в темноту леса, но никакого движения не было заметно.
Нина попыталась снова:
— Джон, если ты здесь — выходи. Мы тоже хотим его найти. Давай искать вместе.
Ответа не последовало. Нина покачала головой.
— Просто тени, — сказала она, нахмурившись, и посмотрела на небо. — О господи. Теперь снег пошел.
Она была права. На землю начали опускаться крошечные белые хлопья.
— Лучше бы вы этого не делали, — сказал Коннелли. — Звук здесь распространяется очень хорошо, и мне бы не хотелось, чтобы тот тип узнал о нас.
— Он и так об этом узнает, — ответила Нина. — Верно, Уорд?
— Да. И я хотел бы вас предупредить, шериф, — это не имеет никакого значения. Он не убежит, не станет прятаться. Он просто будет делать то, что намерен сделать.
