И снова молчание, на этот раз не тягостное, а словно
насыщенное электрическими разрядами. Насте казалось, что если Вакар сейчас не
заговорит, то она просто упадет в обморок от напряжения.
– Я не буду отвечать на ваши вопросы, – наконец
произнес он.
– В 1992 году вы убили Юрия Орешкина, в 1993-м – Закушняка и
Габдрахманова. Теперь на очереди Игорь Ерохин. Поймите же, Владимир Сергеевич,
я не могу раскрыть убийство Малушкина без ваших показаний, а вы отказываетесь
их дать, потому что не хотите обнаружить свой интерес к Ерохину. Но ведь, если
вы его все-таки убьете, я буду точно знать, что это сделали вы. И вам придется
отвечать за все четыре трупа. Пока Ерохин жив, я не могу доказать, что вы убили
тех троих, пусть это останется на вашей совести, доказательств у меня все равно
нет, если только вы сами не признаетесь. Но после убийства Ерохина я костьми
лягу, но повешу на вас смерть всех четверых. Откажитесь от своего намерения.
Отдайте мне Ерохина. Пожалуйста, – тихо добавила она.
– Я готов нести ответственность за все, что делаю, –
жестко сказал генерал. – Но помогать вам я не намерен.
«Я была права, ты мне не по зубам, – с досадой подумала
Настя. – Тюрьмы ты не боишься, позора и бесчестья тоже. Но должно же быть
у тебя слабое место, должно, ты же человек, а не железка. И я его найду».
– Больше вы мне ничего не скажете?
– Нет, больше ничего.
– Очень жаль, – сказала она, поднимаясь со
скамейки. – В таком случае не буду больше отнимать у вас время. Но вы
все-таки подумайте о моих словах.
– Вы далеко живете? – неожиданно спросил он.
– Далеко, на Щелковской.
– Рядом с метро?
– Нет, еще на автобусе ехать четыре остановки.
– Я вас провожу.
– Зачем? – изумилась она.
– Женщина не должна ходить одна в позднее время, –
решительно ответил Вакар.
– Я не женщина, – усмехнулась Настя, – я –
работник милиции, так что провожать меня не нужно.
– У вас есть оружие?
– В сейфе лежит.
– Почему не носите?
«Господи, да он меня отчитывает, что ли? Ай да генерал!
Хороший ты мужик, генерал Вакар, только, похоже, очень несчастный».
– Не ношу, и все, – пожала она плечами. – Я им и
пользоваться-то толком не умею.
– Плохо, – строго произнес Вакар. – У вас что,
служебная подготовка не проводится? Контрольные стрельбы?
– Да все у нас проводится, только я отлыниваю.
– Плохо, – снова повторил Вакар. – Я вас все-таки
провожу.
– Не надо, меня возле метро ждет машина.
– В таком случае прошу меня извинить за навязчивость, –
сухо сказал он и, повернувшись всем корпусом, пошел в сторону Сущевского вала.
2
Дмитрий Сотников разговаривал с Настей неохотно.
– Вы в чем-то подозреваете Владимира Сергеевича? –
настороженно спросил он.
– Ни в коем случае, – солгала она, не моргнув
глазом. – Дело в том, что Владимир Сергеевич является свидетелем убийства,
но по каким-то непонятным мне причинам отказывается дать показания. Мне
кажется, что моя настойчивость граничит с жестокостью, и я хочу попытаться
понять его характер, чтобы обойтись с генералом как можно более деликатно.
Пожалуйста, расскажите мне о его семье.
– Зачем? Почему бы вам не пойти к нему домой и не посмотреть
самой?
– Я не хочу тревожить людей, перенесших такую
трагедию, – сказала она наобум. И попала в цель. Дмитрий сразу смягчился.
– Значит, вы знаете?
– Конечно.
– Елена Викторовна совсем… – Он замялся, не желая обижать
мать Лизы и стараясь подобрать подобающие слова. – Одним словом, она все
эти годы пребывает в глубоком трауре и заставляет всю семью жить под сенью
вечной трагедии. Вот, примерно так. Знаете, Андрюшина комната, Андрюшины вещи,
рисунки, стихи, фотографии. В таком духе.
– А дочь?
– С Лизой тоже плохо. Она все время болеет, без конца пьет
какие-то таблетки, живет только воспоминаниями о брате. Если хотите знать мое
мнение, они генерала совсем задавили. Он же нормальный мужик с нормальной
психикой, представляете, каково ему в этом царстве слез и причитаний?
– Вы хорошо знаете Владимира Сергеевича?
– Не очень. Вот Лизу я знаю много лет.
– У вас близкие отношения?
Сотников посмотрел на Настю с упреком и недоумением.
– Какое это имеет значение?
– Никакого. Я просто спросила. Она вас любит?
– Наверное.
– А вы?
– Анастасия Павловна, вы пришли говорить о ее отце, а не о
наших с ней отношениях. Я прав?
– Разумеется, вы правы. Но коль вы знаете ее отца не очень
хорошо, то, может быть, ваш рассказ о Лизе поможет мне понять его характер.
– Лиза… Ну, она полностью попала под влияние матери. Ходит
на кладбище каждую неделю и готова на полном серьезе обсуждать вопрос о том,
понравились ли Андрюше цветы, которые она ему принесла.
– А что, Елена Викторовна верит в бессмертие души?
– Еще как верит! И в церковь ходит, да еще и Лизу
заставляет. Даже крещение приняла. Лиза рассказывала, что теперь у матери один
свет в окошке – ее крестная. Незыблемый авторитет.
Они проговорили целый час. За это время Насте удалось
составить некоторое представление о той обстановке, в которой жил генерал
Вакар, и она еще больше уверилась, что ключ к несговорчивому свидетелю надо
искать именно здесь.
Расставшись с Сотниковым, она связалась с Бокром и
рассказала ему про церковь, которую посещала Елена Вакар.
– Там крутится некая тетя Люба, крестная мать Елены.
Посмотрите, что это за человек. Мне бы надо с ней поговорить.
– У нас тоже есть новости, – сообщил Бокр. –
Резников зашевелился, вечером сообщу подробнее.
Ближе к концу дня Настю вызвал Гордеев. Он был злой и
красный.
– Ты маленькая паршивка, – изрек он, едва увидев Настю
на пороге своего кабинета. – Какого лешего ты мне не сказала, что Резников
был связан с оборонными объектами? Я начал наводить о нем справки, а мне в
ответ показали большую красивую фигу, да еще и пытались из меня информацию
вытрясти.
– Я не знала, – растерялась Настя. – Честное
слово, я не знала. У меня таких сведений не было.
– Плохо, что не было. Куда твои хваленые бандиты глядели?
Теперь того и жди явятся наши доблестные контрразведчики и заберут себе весь
материал, в том числе и убийство Малушкина. А ведь ты его, как я понимаю, почти
раскрыла. Опять все лавры им достанутся, а нам – пенделя под задницу. Черт, знал
бы, ни за что бы не сунулся проверять твоего Резникова.
