— Спрашиваю…
— Ты разве не чувствуешь запах?
— Выветрится, — успокоил я и вспотел от облегчения.
— Сомневаюсь… Но не это главное.
— А что?
— Кожа совсем не выделана.
— Ты преувеличиваешь! Ты вообще всегда и всем недовольна! — на меня начала накатывать похмельная ярость.
— Возможно, — кивнула Маргарита Ефимовна, подняла дубленку и поставила ее на пол. — Видишь?
— Вижу…
Мой подарок твердо стоял на паркете, прихотливо сложившись в странное шкурное сооружение, напоминающее вигвам.
— Но и это не все!
— Что ж еще?
— Она, она… — прошептала жена, всхлипнув, — она с застежками на мужскую сторону… — и заплакала.
— Не может быть! — воскликнул я, понимая, что как раз очень даже может, ведь мерил-то я проклятую козлиную шкуру на пьяного Камала.
— Выброшенные деньги, — вздохнула Маргарита Ефимовна.
— Не волнуйся, деньги я верну!
— Ну конечно, так я и поверила…
Но я-то знал, что говорю! Одно время мне пришлось подрабатывать, читая лекции о современном советском синематографе в Новороссийске.
— А почему так далеко?
— Да не в городе, а в кинотеатре «Новороссийск». Помните, был такой на Земляном Валу?
— Конечно. Там сейчас бизнес-центр.
— Вот именно! А я в ту пору, как вам докладывал, водил дружбу с Гришкой Пургачом, перезнакомился с кучей знаменитых актеров, актрис и режиссеров, знал все их тайны. Лекции мои не претендовали на концептуальность. Главное — ответы на вопросы: кто на ком женат, кто с кем развелся, кто из звезд пьет как сапожник, а кто уже завязал или уехал за бугор, вроде Савки Крамарова. И вот однажды ко мне подошла миниатюрная брюнетка с легким пушком на верхней губе, свидетельствующим о скрытом темпераменте. Непонятно, правда, что несчастные дамы делают с этим темпераментом, когда после сорока пушок превращается в мушкетерские усы?
— Скажите, а правда, что Баталов женат на циркачке? — спросила она с волнительным придыханием.
— Да, это так, — ответил я с лекторской солидностью. — Она цирковая наездница и цыганка. А зовут ее Гитана…
— Гитана! — ахнула брюнетка, сверкнув черными глазами.
— А вас как зовут?
— Гуля Игоревна…
— Гуля Игоревна, я заметил, вы не в первый раз на моей лекции…
— Да, я тут работаю, через дорогу, в «комке»… старшим товароведом.
— Где она работает? — не понял Кокотов.
— «Комок» — это комиссионный магазин, — объяснил Жарынин соавтору и снова обратился к интересующейся брюнетке. — А вы когда-нибудь бывали в Доме кино?
— Никогда.
— Я вас как-нибудь приглашу.
— Вы тоже к нам приходите, если что…
Я стал к ним наведываться — и немного приоделся. Мы подружились, я за ней пытался ухаживать, но сорвал всего несколько полутоварищеских поцелуев: Гуля, увы, оказалась из порядочных женщин, изменяющих мужу только по любви. Как-то раз я повел ее в Дом кино на закрытый показ фильма «Однажды в Америке», причем на мне был роскошный темно-синий блейзер, который она же мне по-дружески попридержала. Тогда ведь с импортом непросто было, за одной привезенной из-за бугра модной шмоткой очередь выстраивалась. Поднимаясь по лестнице, я глянул на себя в огромное зеркало: мне навстречу шел статный джентльмен с ранней интеллектуальной лысиной и серебристыми висками, как у Николсона. Гуля тоже смотрела на меня в тот вечер особенными глазами. Знаете, для того чтобы в женском сердце вместо теплого снисхождения вспыхнула страсть, иной раз достаточно мелочи — изящно повязанного галстука, удачной шутки, оригинального подарка, нового пиджака… А то обстоятельство, что блейзер мне отвесила именно она, сыграло, представьте, роль пускового механизма. Я стал почти мужем, заботливо обуваемым и одеваемым.
Во время знаменитого эпизода, когда Лапша в исполнении Де Ниро насилует в такси боготворимую девушку, испуганная товароведка в темноте прижалась ко мне, и я, успокаивая, погладил ее колено. По дороге домой она твердила, что «такие неприличные вещи» показывать на экране, а тем более смотреть вообще нельзя! Я проводил ее до подъезда, Гуля поблагодарила меня за культурный вечер и смущенно промолвила, что с удовольствием пригласила бы к себе на чай, но там, в квартире, ее ждут сын-школьник и муж-доцент, уверенные, будто она допоздна задержалась в магазине, заканчивая квартальный отчет.
— Ничего не поделаешь… — вздохнул я, и мы стали любовниками в лифте.
— Врете, врете, врете! — взорвался, не выдержав, автор «Сумерек экстаза».
— Почему? — оторопел Жарынин и даже ударил по тормозам, едва не создав аварийную ситуацию.
— Потому что получается… получается, что каждую встреченную женщину вы обязательно укладываете в постель!
— Ну не каждую, коллега, далеко не каждую! Что же касается Гули, тут вы правы: потом, изредка, если моя жена уезжала в командировку, она заглядывала ко мне, чтобы взбодриться от торговой рутины.
— Врете, врете, врете!
— Нет, в таком оголодавшем состоянии вам ни в коем случае нельзя ухаживать за Натальей Павловной. Учтите, только легкая пресыщенность делает мужчину интересным.
— Не ваше дело!
— Андрей Львович, вспомните завет Сен-Жон Перса: воздержание — прямой путь к человеконенавистничеству!
— Пошли вы к черту!
— Я подумаю, как вам помочь!
— Не нуждаюсь. Рассказывайте дальше!
— Про наш роман?
— Нет, про дубленку.
— А я про нее и рассказываю. В общем, эту злополучную козлиную шкуру я отнес в «комок». Несмотря на эксклюзивное ко мне отношение, Гуля пришла в ужас и долго, надев нитяные перчатки, поминутно отворачиваясь, чтобы схватить свежего воздуха, ворочала мою зловонную покупку, напоминая патологоанатома, роющегося в мумифицированном трупе. Я собрался уже, махнув рукой, взять эту смрадную дрянь и выбросить где-нибудь за городом, но моя подруга, закончив идентификацию, посмотрела на меня долгим любящим взглядом, вздохнула и сказала:
— Ладно, оставь! Попробую что-то сделать…
— Неужели купят? — засомневался я.
— Но ведь ты же купил! — с экзистенциальной грустью, свойственной труженикам прилавка, ответила она. — Сколько, кстати, это стоило?
— Четыреста пятьдесят.
— Сколько?! Боже! Ну хорошо… Поставлю пятьсот пятьдесят. На руки, если удастся, получишь четыреста сорок.
— А может, лучше сразу снизить цену?
— Это мы всегда успеем. Если будет стоить очень дешево, начнут искать недостатки. И найдут…
— У нее застежки на мужскую сторону, — на всякий случай напомнил я.
