В альтернативной беседе с законным вдовцом Сурепкиным перед читателями возникала совсем другая картина. Никита уверял, что всегда нежно любил покойную супругу, но в последние годы, тратя много сил на совершенствование отечественной стоматологии, слегка отдалился от жены, порой пренебрегая из-за профессиональной усталости супружеской теплотой. Этим коварно воспользовался подлец Бесстаев, попытавшийся втянуть чистую, гордую женщину, мать двоих детей в свои известные всей Москве оргии. Мало того, он тайком намалевал и выставил на позор гнусный клеветнический портрет, цинично не соответствующий тому реальному телу, с которым он в качестве супруга провел много лет в непосредственной близости! Оскорбленная как женщина, оклеветанная как страж закона, Антонина Сергеевна в минуту отчаянья нажала роковой курок… Но память об этом удивительном человеке должна сохраниться в чистом виде! К Сурепкину уже обратился с предложением известный сценарист Палестинов, автор фильма об академике Сахарове «От бомбы — к людям». И если негодяй Бесстаев вместе с пресловутым режиссером Бурундучуком-средним посмеет своими грязными лапами прикоснуться к этой семейной трагедии, то он, Никита, за себя не ручается и наймет лучших адвокатов…
Под мужьями-соперниками растянулся подвал с комментариями законников: председатель Московской артели адвокатов «Русская правда» Эммануил Морекопов и генеральный секретарь международной ассоциации «Юристы без границ» Иван Коган спорили о правовых аспектах трагедии. В самом деле, распространяется ли авторское право на реальные жизненные коллизии, а если распространяется, то кто имеет преимущества при использовании того, что случилось, для создания, скажем, фильма, телесериала или романа? Морекопов полагал, единственным правообладателем является Сурепкин, так как на момент самоубийства жены их брак еще не был формально расторгнут и, таким образом, именно бывший владелец клиники «Зубное счастье» является прямым наследником всего имущества покойной супруги, а значит, и материальных выгод от ее шокирующего суицида. Иван Коган возражал, мол, самоубийственный поступок покойной нельзя считать частью оставленных ею материальных ценностей. Более того, так как прямым поводом для этого акта отчаянья послужили интимные отношения Афросимовой с Бесстаевым, с которым она в последнее время вела совместное хозяйство (чему имеется ряд свидетелей), то, скорее всего, Фил Бест и должен распоряжаться ее наследством, включая историю самоубийства несчастной женщины. Обменявшись чисто юридическими колкостями, непонятными простым смертным, оба законника сошлись на том, что окончательное решение может вынести только суд…
Сложив газету и протерев тряпкой запотевшие, как в бане, стекла, Кокотов стал глядеть в окно на убегающий пейзаж. Писатель подумал: не будь Вероника такой дрянью, и он, возможно, узнав про ее измену, тоже, покончил бы с собой, как Железная Тоня. Пресса, конечно, откликнулась бы… Поскромней, но все-таки: «Добровольно ушел из жизни прозаик Андрей Львович Кокотов, более известный широкой публике как Аннабель Ли…» Валюшкина, внимательно следя за успехами одноклассника, прочла бы некролог и заплакала. А потом, когда ребята, собравшись в очередной раз «На дне», спросили бы: «А где же Кокотов?» — она бы тихо ответила: «Его. Больше. Нет. Совсем».
— У вас есть с собой права? — спросил Жарынин с беспокойством.
— Что?
— Права, — повторил режиссер и, включив аварийные лампы, съехал на обочину.
— Я же сказал, что не вожу машину. А в чем дело? Мы сломались?
— Пока не сломались. Но вот он мне сильно не нравится! — игровод кивнул на шоссе.
Метрах в ста от них, на обочине стоял, облокотившись о желтый капот милицейских «жигулей», гаишник. Похлопывая полосатым жезлом по ладони, милиционер смотрел на трассу взором ушкуйника, стерегущего на перекате купеческие струги.
— А как же — ЕКХ? — простодушно удивился Кокотов.
— Береженого Бог бережет. Значит так, я изображаю поломку, а вы идете к нему и спрашиваете, нет ли «прикурить»!
— А если он не курит?
— Боже! Когда мы снимем фильм, я подарю вам машину и куплю права с инструктором. Скажете ему: сдох аккумулятор!
— А-а, понял…
Выслушав просьбу, гаишник посмотрел на писодея с ленивым удивлением, потом перевел взгляд на режиссера, залезшего под капот, как в пасть аллигатора, и задумался. Некоторое время его лицо оставалось таким, какое бывает у ребенка, с трудом считающего в уме, потом он покачал головой и неохотно посоветовал вызвать «Дорожного ангела» или толкать машину до автосервиса. А это — метров триста, за поворотом…
— Отлично! Я знал, что он так ответит! — тихо воскликнул Жарынин, выслушав доклад. — Тут, слава богу, действительно какой-то «шиношантаж» есть…
Режиссер по-орлиному огляделся и позвал на помощь расхристанного мужика, бредшего по обочине в пьяном целеустремлении. Втроем они протолкали автомобиль мимо гаишника, который не обратил на них никакого внимания, так как в это время вымогал подорожную пошлину у нарушившего его покой водителя «газели». Если не считать легкого морального неудобства (проезжавшие мимо смотрели на «сломавшихся» с обязательным в таких случаях злорадством), все обошлось, и минут через пятнадцать шоссейный ушкуйник благополучно скрылся за поворотом. Игровод щедро одарил помогавшего мужика, и тот целеустремленно двинулся в обратную сторону.
— Никогда не садитесь за руль в пьяном и опохмелившемся виде! — наставительно заметил режиссер, когда, взметая гравий, они сорвались с места. — Хотя, знаете… Один мой знакомый актер всегда водил спьяну. И хоть бы одно ДТП! Его, конечно, останавливали, но тут же отпускали, так как он сыграл роль капитана милиции в знаменитом фильме «Полосатый жезл». Помните?
— Еще бы!
— И чем, вы думаете, все кончилось? Однажды у него заболел зуб, и он поехал к врачу трезвым, так как на пьяных «заморозка» не действует. В результате не вписался в поворот и рухнул на своей новенькой «Хонде» прямо в подземный переход… Вообразите!
— Я помню. Редкий случай. В «Катастрофах недели» показывали.
— Как говаривал Сен-Жон Перс, привычка свыше нам дана!
— Это Пушкин… — робко возразил Кокотов.
— С вами, писателями, невозможно разговаривать. Чуть что — сразу Пушкин или Бродский! Просто какой-то нездоровый фетишизм!
Некоторое время он вел машину обиженно сопя и мрачно наблюдая, как соавтор скрипит ветошью, вытирая запотевшие стекла.
— Наверное, если выжать тряпку, выйдет чистая горилка! — наконец примирительно заметил игровод.
— Попробуйте! — предложил злопамятный писодей.
— Ладно, не дуйтесь! Придумали что-нибудь?
— Я? Зачем? Вам все равно не подойдет…
— Зато я прям, честен и незлопамятен. Вы еще не знаете коварных режиссеров, питающихся мозгами сценаристов. Ну, смелее! Чем необычней идея — тем больше шансов на успех. Однажды мне предложили синопсис об Элвисе Пресли, который не умер, а пошел бродить по Руси и осел в Соловках. Но я отказался — не люблю американских идолов.
