На Страшном на суде…
Припев:
У нашей Фемиды, у нашей Фемиды
Весы и повязка совсем не для виду!
Ля-ля! Ля-ля! Ля-ля!
— Вы-то откуда все это знаете? — недоверчиво поинтересовался Кокотов.
— Из интернета, мой заскорузлый друг! Зашел на сайт «Суд & Дело». Рекомендую! Там можно найти даже диету для судей, способствующую правовой определенности. Понимаете, у Доброедовой две кошки, хомячок и старенькая дворняжка Дуся, подобранная на помойке. Дети-погодки хорошо рисуют и учат китайский. Муж регулярно сплавляется на байдарках. Она его ждет. Мы обязательно пронзим ее жилет и раним в самое сердце!
— Как?
— С помощью наших знаменитых старичков.
— А если она уже взяла деньги у Ибрагимбыкова? — снова спросил писодей.
— Ну что вы заладили! Большое дело — взяла! Вернет. Она не сможет, глядя в глаза ветеранам, отобрать у них кров и пустить по миру. У нее самой жив еще прадедушка, ветеран Халхин-Гола. К тому же дело это, как говорится, резонансное. Поднимется шум, старики напишут президенту, выйдут с плакатами «Не троньте нашу старость!». Конечно, Доброедовой надо кормить детей, хомячка, кошек, собаку, прадедушку и своего прикладного герменевтика. Но ведь можно отыскать множество других способов заработать, не лишая стариков…
— …Тихой пристани талантов…
— Вы злой, Кокотов! И жизнь вас за это накажет. Но подумайте сами: разве мало в производстве таких дел, когда истец и ответчик — оба как есть вороватые уроды, обобравшие народ, и без того уже обобранный государством? Кто бы из них ни выиграл суд, Фемида лишь скорбно отвернется и утрет мраморные слезы отчаянья, выкатившиеся из-под повязки. И здесь вступает в силу принцип правовой определенности, который гласит: взять деньги у одного из жуликоватых сутяжников — не только разумно, но и справедливо. Согласитесь, признать правоту мерзавца бесплатно — верх непрактичности. А так все по-честному: проигравший жучила теряет, допустим, спорную фирму, а выигравший ловчила расстается с крупной суммой денег. В природе главное — равновесие. Разве это не социальная гармония? Таким образом, оба зла наказаны. Если бы президентом был я, то издал бы закрытый указ: половину полученной взятки судья обязан под страхом отставки анонимно перечислять на счет Национального Фонда Справедливости (НФС). Эти средства пойдут на финансирование честных истцов и ответчиков, ведь они бедны: сегодня приличный человек не может быть при деньгах. Зато их процессуальные оппоненты отвратительно богаты и судятся, обложившись адвокатами, как стареющий султан Брунея юными одалисками. И вот тогда маленький русский человек перестанет чувствовать себя в зале суда точно бомж в магазине «Картье». НФС наймет честным беднякам ушлых законников, выделит средства на взятку, половина которой вновь вернется в фонд… Улавливаете?
Возле директорского кабинета соавторов поджидали, волнуясь, обе бухгалтерши.
— Дима, Огуревич задерживается! — доложила Регина Федоровна.
— Почему?
— Он сегодня в Международной нано-академии, — объяснила Валентина Никифоровна, скользя по Кокотову тщательно равнодушным взглядом.
— А что теперь и такая есть?
— Есть.
— Кажется, осталось завести только Академию Невежества. И что же он там делает?
— Ему вручают диплом члена-корреспондента.
— Ого! А дети?
— Дети будут, — кивнула брюнетка.
— И на том спасибо!
— Меделянский тоже опаздывает, — наябедничала блондинка.
— А этому змееведу что вручают? — Жарынин нахмурил кустистые брови.
— Ничего. Он поехал к адвокату Морекопову.
— Хорошо.
— Дим, а можно нам посмотреть репетицию? — попросила Регина Федоровна.
— Нельзя!
— Почему-у?
— Творчество — это одиночество, как сказал Сен-Жон Перс.
— А он? — Валентина Никифоровна с легкой гадливостью кивнула на писодея.
— Он мой соавтор.
— А мы-ы тебе кто-о-о?! — в один голос оскорбились бухгалтерши.
— Ладно уж… — сжалился игровод. — Но сидеть у меня тихо!
Глава 99
Репетиция античного хора
В холле, возле телевизора, толпились ветераны, пришел и Агдамыч со своим «дощаником», из которого, как обычно, торчала гадючья головка гвоздодера. В кресле расположился казак-дантист Владимир Борисович, явившийся с фельдшерской сумкой, вероятно на случай, если кому-то из стариков станет плохо. Чуть в стороне от всех сидел Жуков-Хаит. Шевеля губами и покачиваясь взад-вперед, он читал маленькую книжку в старинном кожаном переплете. На его макушке каким-то чудом, вероятно на шпильках, держалась кипа, напоминающая маленькую тюбетейку.
Ящик по-военному подошел к режиссеру, щелкнул каблуками и вручил листок, неровно вырванный из тетрадки. Заглянув через плечо соавтора, Кокотов увидел перечень ипокренинцев, допущенных на репетицию. Жарынин сверил список со старческой наличностью и остался доволен. Тут был весь цвет «Ипокренина»: комсомольский поэт Верлен Бездынько, кобзарь Пасюкевич, всенародный цыган Чавелов-Жемчужный, заслуженный остряк Трунов, вдова внебрачного сына Блока, акробатка Злата Воскобойникова, Ян Казимирович в роскошном шейном платке, акын Агогоев в полосатом халате, актриса Саблезубова, композитор Серж Глухонян, архитектор Пустохин, конферансье Трунов, народная певица Надежда Горлова, мосфильмовский богатырь Иголкин, живописец Чернов-Квадратов и его вечный супостат виолончелист Бренч…
— Ласунскую так и не уговорили? — строго спросил игровод.
— Отказалась наотрез! — виновато развел руками Ящик.
— Жаль. Ну, ничего — еще не вечер! Я с Верой Витольдовной сам поговорю.
— Где Проценко?
— Ест, — с ненавистью доложил старый чекист.
— Отлично! Итак, приступим!
Жарынин еще раз осмотрел собравшихся стариков хищным взором ваятеля, готового из бесформенной кучи серой глины слепить грандиозное совершенство. Его лысина наморщилась мыслями, а по лицу пробежала светлая судорога вдохновения. Он ласково улыбнулся своим творческим грезам, но тут же посуровел, предвидя упорное сопротивление ненадежного человеческого материала:
— Где же, наконец, эти малолетние экстрасенсы, чтоб их энергетические глисты сожрали!
— Мы здесь!
Юные Огуревичи — Прохор, Корнелия и Валерия как раз появились в холле. Шли они гуськом, положив руки на плечи друг другу. Непроницаемые черные маски закрывали лица, но подростки, уверенно огибая препятствия, проследовали к трем свободным стульям, разом уселись и одномоментно, как по команде, сдвинули на лоб забрала, открыв свежие лица и глаза, лучистые, как у сектантов.
— Простите, — дружелюбно извинился Прохор. — У нас был телепатический коллоквиум с Чикагским университетом.
