Спектакль назывался «Гнойное небо». Пьесу сочинил лауреат премии «Русский Бункер» Алекс Хлаповский. Постановщик Махоркин получил за нее двенадцать «Золотых масок», в том числе «За смелое техногенное решение вечных вопросов». Имелся в виду настоящий мусоровоз на сцене. Кроме того, Аскольд с успехом провез спектакль по многим международным подмосткам, где он шел под названием «Fucken heaven» и вызывал у зрителей брезгливое сочувствие к жуткой жизни «этих странных русских». Московская публика тоже захаживала на «Гнойное небо». Театральная беднота — убедиться в том, что кто-то живет еще хуже, грязней, унизительней. А состоятельные зрители — чтобы острее ощутить свое благополучие, чтобы лысый пузатый хозяин дюжины бензоколонок мог во время спектакля склониться к своей юной подруге, «вице-королеве Мелитополя», и шепнуть в розовое ушко: «Вот видишь, детка, от чего я тебя спас!»
Однако богатая публика заглядывала в МОТ неохотно, реже чем хотелось. Она привыкла летать бизнес-классом и очень страдала оттого, что тесные кресла по ходу спектакля нельзя опустить, как в Боинге, для отдыха или глубокого трансатлантического сна. Рачительный Аскольд подсчитал: если в первых пяти рядах и в ложах установить откидные массажные сиденья с сенсорным управлением, можно привлечь денежного зрителя и втрое повысить цены на вип-места. Тогда косяком пойдут олигархи, чиновники, банкиры, посещающие театр, чтобы спокойно подремать и предъявить коллегам ювелирные новинки, навешенные на юных подруг, высоких и тощих, как голодные баскетболистки.
Но для реконструкции нужны деньги, а жена президента отличалась необыкновенной добротой. За шанс пообщаться с первой леди Жмень потребовал недорого — двадцать пять процентов от выпрошенной суммы. Однако все понимали: дубовый гроб с Ласунской, вынесенный под аплодисменты, нельзя отвезти в дальний угол занюханного некрополя. Вдруг высокие гости захотят проводить актрису к последнему приюту? Срочно требовалось место на престижном погосте. Бережливый Жмень сначала решил поискать где-нибудь родственную могилку, чтобы уложить Веру Витольдовну рядышком с не чуждыми ей косточками без накладных расходов. Вот тут-то и начались трудности. Первый муж Ласунской, крупный инженер, чью фамилию она проносила всю свою творческую жизнь, был арестован и сгинул на Соловках. Со вторым мужем, актером Соколовым-Карачаровым, она жила в гражданском браке, не зарегистрировавшись. Третий муж, конструктор Скамейкин, мирно покоился на Новодавешнем со своей второй женой. Юную певицу Пеликанову он полюбил со страстной безответственностью в зрелом возрасте и, похитив ее из Владикавказской филармонии, поселил в семейной квартире с окнами на памятник Юрию Долгорукому.
Ласунская скрепя сердце поняла его страсть, смирилась и долго терпела жизнь втроем, страдая от страстных криков из спальни и встречаясь с соперницей утром возле ванной.
Она горько переживала интриги домработницы Таси, перекупленной неверным мужем и его темпераментной пассией. Разъехаться не было никакой возможности: новую жилплощадь выделяли по ордерам, выдаваемым за верную службу Отечеству. Новый же истребитель Скамейкина никак не хотел взлетать, а если взлетал, сразу падал, и жестокий Берия предупредил: «Пока не полетит, будешь жить с Верой! Или на нарах. Посмотрим!» Ласунской оставалась одна радость — нечастые поездки в Лианозово, на дачу к давнему сердечному другу, титану советского цирка, гиревику-акробату Ивану Номадову. Немного могучего счастья — и снова домой, в ад коммунального треугольника! Бедняжка была близка к самоубийству, но тут истребитель наконец взлетел, Берия представил Скамейкина к ордену, разрешил развестись и жениться на Пеликановой, а вскоре дал молодым отдельную квартиру. Вера Витольдовна вздохнула спокойно и простила домработницу Тасю…
Все прекрасно понимали: посмертно возвращать Ласунскую в этот скандальный треугольник неделикатно, особенно учитывая присутствие на похоронах жены и тещи президента. А что делать? После развода со Скамейкиным и кончины Ивана Номадова, неудачно уронившего на себя двухпудовую гирю, Вера Витольдовна неоднократно выходила замуж, но достойного спутника, сопоставимого с конструктором и цирковым атлетом, так и не нашла, быстро охладевала, разочаровывалась, гнала краткосрочных супругов с глаз долой — и могилы их затерялись. Последний муж оказался и вовсе мерзавцем: интересуясь юношами, он женился на увядающей актрисе лишь для того, чтобы выведать, каков был в постели Сталин: подлец собирал материалы для книги «Секс за Кремлевской стеной». А потом пришла старость, бесцеремонная и жестокая, как налоговая полиция…
Жмень понял: надо срочно искать место на приличном кладбище. С утра помчался на Новодавешнее, однако стоимость квадратного сантиметра оказалась такой, что дешевле купить остров в теплом океане. Тогда он обратил взор на некрополь поскромней — Ваганьково, там соотношение «цена — качество» оказалось разумнее: заброшенная родственниками могила у забора под сенью вековых лип стоила всего сто тысяч евро. Но скуповатый председатель ССС схитрил и побежал за помощью в администрацию президента: вдруг удастся выковырять казенных деньжат? Все-таки Ласунская! Да и главная теща страны на похороны собирается! Там его внимательно выслушали, поняли и обещали, учитывая заслуги актрисы перед Отечеством, помочь. Сработали они оперативно, перезвонили буквально через полчаса, предложив тот же самый бесхозный участок у ваганьковской ограды, но уже за двести тысяч евро…
— И что? — спросил Кокотов.
— Ищут могилу.
— Найдут?
— Такого еще не было, чтобы не нашли…
— Хорошо… — улыбнулся писодей, радуясь, что у него-то с могилой все в порядке.
— Пошли обедать? — предложил Жарынин, уловив на лице больного светотень оптимизма.
— Не знаю, не хочется…
— Надо!
Автор «Беса наготы» начал подниматься с кровати, но вдруг застеснялся: ему показалось, будто в его теле уже успели произойти какие-то болезненные истончения. Потупив глаза, он попросил игровода подождать в лоджии. Тот хмыкнул и вышел.
Одевался Андрей Львович тщательно и очень огорчился, обнаружив, что свежая сорочка по тону не подходит к пуловеру. Зайдя в ванную, он увидел на жердочке геополитическую шторку и оценил великодушное сочувствие своего мучителя. Кокотов отыскал на карте зеленую Болгарию, но Сазополя там не было, только София, Варна и Пловдив. Причесываясь перед зеркалом, писодей подумал, что пора бы и к парикмахеру, но тут же явилась горькая мысль: перед операцией его и так обреют наголо… Он внимательно всмотрелся в свое отражение, однако ничего страшного не обнаружил. Да, немного осунулся, под глазами легли тени, а в самих глазах появилась какая-то матовая грусть, но опасной восковой желтизны в лице еще не было.
Вдруг ему в голову пришел странный сюжет. Одинокий интересный мужчина, допустим Альберт, однажды утром, проснувшись, отправился в ванную по освежительной надобности и с изумлением увидел в зеркале вместо своего привычного отражения прекрасную незнакомку. Ах, как она была хороша! Волосы, пышные, как у Елены, и рыжие, как у Лики, лицо нежное, манящее, как у Обояровой, и строгое, как у Валюшкиной, чуть раскосые глаза неверной Вероники, точеный торс Натальи Павловны, но зато Нинкины сильные стройные ноги. Кокотов захотел придать зазеркальной женщине еще и неземные ягодицы Лорины Пахитоновой, но у него не получилось.
