– Мама мне купит котика, – поделилась девочка по телефону с мамой Леной. – Ты приедешь?
– Когда?
– Через полгода. Когда дети пойдут в школу. Когда у мамы родится девочка или мальчик.
– Ка-кой ма-а-аль-чик? – промямлила мама-баба Лена из своего донбасского далека.
– Ма-а-алень-кий, – пропела Светка.
– Дай мне маму, деточка.
– На… Целую! – крикнула та в трубку.
– Люся… Люся, ты что-о-о?.. Да-а-а?
– Да.
– Ты с ума сошла! Зачем тебе второй ребенок?
– Это не обсуждается, – отмахнулась Петрова. – Ты приедешь?
Мама Лена бросила трубку.
В конце августа Павлик встречал ее на центральном вокзале, держа за руку зареванную Светку в спустившихся колготках и грязных сандаликах.
– Ба-а-а-ба! – заорала сердитая сиротка, выдернула руку и рванула к вагону.
– Све-е-еточка! – запричитала мама Лена, пытаясь приласкать строптивицу.
– Привезла? – Светка сурово осмотрела объемный багаж приехавшей.
– Привезла, – как-то неуверенно ответила бабушка, отводя глаза в сторону.
– Давай.
Мама Лена распаковала поклажу и достала плюшевого кота цвета пыльного каракуля с зелеными пуговицами вместо глаз. Светка вытаращила глаза, став жутко похожей на Павлика, и хрипло выдохнула:
– Ду-у-ра!
– Да ты что, Светочка! – начала заикаться мама Лена.
– Дура! Дура! Баба – дура! – визжала внучка и топала ногами.
Люди на перроне укоризненно смотрели на отвратительную сцену, явно испытывая неприязнь к бившейся в истерике девочке.
– Пороть, – порекомендовал проходивший мимо дядька, на что Жебет отреагировал незамедлительно.
Он поднял вырывавшуюся Светку и залепил ей пару затрещин, отчего вой покрыл гудок паровоза.
– Павлик, не надо! Пусть она успокоится, – попросила теща, пребывающая в полуобморочном состоянии от ласковой встречи.
Рассвирепевший Жебет тащил под мышкой оравшую Светку, разрезая толпу, которая почтительно расступалась перед разгневанным отцом. В трамвае девочка замолчала, всем своим видом бойкотируя родственников.
– Как Люся? – наконец-то осмелилась спросить мама Лена.
– Нормально, – смилостивился Павлик и отправился к компостеру.
Трамвай долго тянулся через весь город, пассажиры перешагивали через багаж, а Светка, не отрываясь, смотрела в окно и шипела:
– Дурак. Дура. Дурак. Дура.
Дома девочку поставили в угол, и она честно отбывала наказание с гордым видом.
К вечеру отправились в роддом, где мама Лена, вооружившись очками, пыталась рассмотреть в окне третьего этажа очередную внучку.
– Все хорошо, – выкрикивала Петрова в форточку. – В среду домой.
До означенного дня Светку в садик не водили, что привело девочку в отличное расположение духа. Она с любопытством наблюдала за хлопотами взрослых и воодушевленно засовывала в сестринскую кроватку свое нехитрое игрушечное имущество в виде обезноженных кукол и драных медведей.
Павлика это сердило, он выкидывал Светкиных жильцов на пол, а девочка с готовностью их собирала и расквартировывала в новом месте – теперь в пластиковой ванночке. Когда игрушки вновь настигала та же участь, они переселялись на родительскую кровать. С бабушкой Светка во взаимодействие вступать категорически отказалась, поэтому, когда мама Лена после очередного выселения игрушечного имущества расставила их в ряд на подоконнике, Светка с удовольствием повторила отцовские манипуляции: скинула игрушки на пол и вызывающе посмотрела на бабушку.
– Убери немедленно, – включился Павлик.
– Не хочу, – ответила Светка, выжидая, что будет дальше.
– Ты наказана – встань в угол, – угрожающе повысил голос отец.
Такая перспектива девочке не понравилась. Светка собрала раскиданные на полу игрушки и свалила их в угол.
– Там занято, – сообщила она отцу и заискивающе посмотрела в его круглые глаза.
– Встань в другой, – не сдавался Павлик.
– Я еще не ела, – насупилась Светка и отправилась в кухню.
Обедали в полной тишине. Мама Лена старалась угодить зятю, обласкать внучку. Взамен получила жебетовское «очень вкусно» и гору грязной посуды.
После обеда Светка не торопилась выходить из-за стола, помня об обещанной перспективе.
– Живот болит, – пожаловалась она бабушке.
Размякшая от неожиданного доверия мама Лена повелась на внучкину хитрость и позвала Павлика. Тот не стал настаивать на возвращении в угол и приказал дочери спать. Та, довольная, отправилась в детскую и безропотно легла в кровать.
– Прошел животик? – через пару минут поинтересовалась бабушка.
Светка зажмурила глаза, притворяясь спящей. В таком виде она не представляла реальной опасности для измученной хлопотами мамы Лены и вскоре действительно уснула.
Наступила среда – вернулась Петрова.
– Где кошка? – поинтересовалась Светка, заглядывая в сверток, лежавший на кровати.
– Я принесла нам девочку, – шепотом сообщила Люся, разворачивая одеяло.
– Я не хочу девочку, – настаивала девочка. – Ты обещала кошку.
– Не все сразу, Светочка.
Глаза дочери мстительно сверкнули. С опаской она посмотрела на размякшего отца и неожиданно ткнулась ему в коленки.
– Подожди, Света, – отмахнулся Жебет. – Не до тебя.
– Не надо так, – прошептала Петрова мужу и позвала дочь: – Иди сюда, давай вместе.
Светка подошла и неумело стала помогать матери. Когда показалось личико младенца, брезгливо поморщилась:
– Некрасивая.
– Да нет же, очень красивая, – любовалась Люся.
– А я?
– И ты красивая, – поспешила утвердительно ответить Петрова.
– Ты меня любишь? – строго спросила Светка.
– Конечно, – улыбнулась Люся.
– Тогда купи кошку.
– Ты сумасшедшая, – шипела мама Лена, глядя, как Петрова со Светкой возятся с котенком, пытаясь его накормить.
– Молчи, баба, – беззлобно огрызалась девочка.
Три дня в семье Жебетов царил мир и покой. На четвертый день, после того как котенок обдул Павликовы тапочки, отец семейства выбросил его в подвал, несмотря на сопротивление Люси. Светка не разговаривала с домашними неделю, не отвечала на вопросы воспитателей в садике, не общалась с детьми. Девочка тосковала и хирела на глазах. Сердце Петровой разрывалось на части. Она не выдержала и, вооружившись фонарем, отправилась в подвал.
Мяукающих особей внизу оказалось предостаточно. Люся перебирала одного за другим, но не признавала в них своего. Искусанная блохами Петрова в отчаянии схватила первого попавшегося и вырвалась к свету. Между пропавшим котенком и тем, что она сейчас держала в руках, было одно-единственное сходство – размер. В цветовом отношении разница была ошеломляющей: тот был рыжий, а этот – черный.
