Ольшанский бегло просмотрел список допрошенных друзей,
родственников и знакомых Галактионова и действительно обнаружил среди них
фамилию и имя Леонида Лыкова. Шустрый вымогатель не солгал. Константин
Михайлович понял, что попал в ситуацию совершенно идиотскую: если Лыков уже
давно знал о смерти Галактионова, то мог, ничтоже сумняшеся, назвать его в
качестве источника информации о Красниковых, справедливо полагая, что проверить
правдивость его слов невозможно. Если же он не соврал и сведения о Диме Красникове
он получил действительно от Галактионова, то придется заново допрашивать весь
огромный круг знакомых покойного, чтобы попытаться нащупать ниточку, ведущую к
первоисточнику. Но прежде чем прыгать в этот омут, стоит еще раз поговорить с
потерпевшими Красниковыми. Ведь никто лучше их самих не знает, кто мог быть
обладателем информации об усыновлении.
4
Он поежился под обжигающе ледяными струями воды и с
удовольствием ощутил прилив бодрости, до красноты растирая кожу жесткой
мочалкой. Вытерся махровым полотенцем и принялся за бритье, чувствуя, как тело
после холодного душа начинает приятно гореть. Завтракать он уселся в прекрасном
настроении и с аппетитом съел яичницу, две сосиски, гренки с сыром и кофе.
– Ты не опоздаешь? – спросила жена, бросая взгляд
на часы и вдевая в уши серебряные сережки. – Уже десять минут девятого.
– Я сегодня поработаю дома, хочу закончить наконец
статью.
– Счастливый, – с завистью вздохнула жена. –
Вот если бы я могла работать дома! И почему это мужикам удается так устраиваться.
Ладно, я побежала. Если надумаешь сделать перерыв, забери вещи из химчистки,
квитанции лежат на холодильнике.
– Заберу, заберу, – добродушно откликнулся
он. – Выйду днем с Алмазом, заодно и заберу.
После ухода жены он еще немного посидел на кухне, потом
прошел в комнату, достал из портфеля бумаги и разложил их на столе. Статья была
почти готова, оставалось только вписать черным фломастером формулы и добавить
два-три абзаца с основными выводами. Через полтора часа работа была закончена.
Он перепечатал на машинке последнюю страницу с вновь написанными фразами,
сложил все страницы по порядку и скрепил цветной пластмассовой скрепочкой.
Потом долго смотрел на первый лист с напечатанным заглавными буквами названием
статьи, под которым стояли фамилии четырех соавторов. Усмехнулся, снова взял
фломастер и начертил вокруг одной из них аккуратную черную рамочку. Он остался
доволен своей работой.
5
Подходя к зданию Главного управления внутренних дел Москвы
на Петровке, Анастасия Каменская с тоской подумала, что простуды, пожалуй, не
избежать. Первая лужа, в которую она ухитрилась вляпаться по щиколотку,
попалась ей прямо возле дома, второй раз она зачерпнула воды в сапоги, когда
подходила к метро. Сапоги были совсем новые, но все равно протекали. Наверное,
фирмам-изготовителям и в голову не приходит, что в зимних кожаных сапогах люди
будут ходить по колено в воде и грязи. Определенно, обувная технология не
поспевала за глобальным потеплением.
Всю дорогу в метро Настя чувствовала противное хлюпанье
внутри сапог, но на улице, решив, что хуже все равно не будет, поскольку ноги и
так мокрые, перестала смотреть на тротуар и полностью погрузилась в свои мысли.
Кончилась такая беспечность тем, что за несколько минут, которые ей
понадобились, чтобы дойти от метро «Чеховская» до здания на Петровке, она
влезла в лужи по меньшей мере раза четыре. Теперь ногам было не только сыро, но
и холодно.
Войдя в кабинет, она стянула с ног сапоги и озадаченно
посмотрела на ступни. Колготки были мокрыми насквозь, и с них медленно стекали,
грустно капая на пол, капельки воды. Она заперла дверь изнутри, сняла джинсы,
за ними – колготки и стала мучительно соображать, что делать.
В дверь кто-то дернулся, потом постучал.
– Аська, открой, я видел, как ты пришла. Ну открой,
поговорить надо.
Голос принадлежал Юре Короткову, Настиному приятелю и
коллеге, который сделал ее своей наперсницей и постоянно делился любовными
переживаниями, недостатка в которых у него не наблюдалось.
– Не могу, – ответила она через дверь. – Я
переодеваюсь.
– Да ладно тебе, открывай, я смотреть не буду, –
настаивал Коротков.
– Перебьешься, – спокойно сказала Настя, доставая
из шкафа форменную юбку, рубашку и китель с майорскими погонами. Плохо, что
туфли придется надевать на босу ногу, но выхода нет, она никак не могла
приучить себя носить в сумке запасные колготки.
– Ну, Ася, – ныл под дверью Коротков, исступленно
дергая ручку. – Я лопну, если не поделюсь с тобой.
– Да подожди же минутку, – рассердилась
она. – Ночь терпел, так еще чуть-чуть потерпишь.
– Не ночь, – продолжал препираться Юра, – я
только что узнал и сразу к тебе помчался. Это по Галактионову. Ну, откроешь?
Дверь немедленно распахнулась. Когда дело касалось работы,
Анастасия Каменская забывала о приличиях, и сейчас она предстала перед
Коротковым в форменной серой юбке, легкомысленной белой футболке, с босыми
ногами и голубой рубашкой в руках.
– Заходи быстрее, – шепнула она, снова запирая
дверь. – Выкладывай, что там стряслось.
– Колобку только что звонил Костя Ольшанский по поводу
Галактионова. Я у него в кабинете был, своими ушами слышал.
– Ольшанский? – удивилась она. – А он тут при
чем? Дело Галактионова у Игоря Лепешкина. Или они что-то переиграли?
– В том-то и дело. Насколько я понял из реплик Колобка,
у Кости совершенно по другому делу образовался выход на Галактионова. Через
полчаса оперативка, Колобок опять нас поднимет по этому убийству отчитываться,
а у тебя полный ноль, ты сама вчера говорила. Звони быстрее Косте, может, за
полчаса успеешь что-нибудь сообразить.
– Юрка, ты настоящий друг. Только боюсь, Костя меня
адресует далеко-далеко. Ты же знаешь его хамский язык. Застегни мне галстук,
пожалуйста.
– Слушай, я только сейчас заметил: а чего это ты форму
нацепила?
– Сапоги промочила насквозь, и джинсы мокрые чуть не по
колено. Пусть хоть немножко подсохнут, – объяснила она, втискивая ноги в
узкие неудобные туфли.
– У тебя с Костей плохие отношения? –
поинтересовался Коротков, открывая форточку и закуривая. – С чего это ты
боишься ему звонить?
– Отношения нормальные, просто хамов не люблю.
– Очень ты трепетная, подруга, при нашей-то работе надо
быть попроще.
– Он мне Ларцева простить не может. Да я и сама себе
простить не могу.
– Не дури, Аська, ничьей вины тут нет. И Костя
прекрасно это понимает. Не накручивай себя. Давай звони, может, общими усилиями
успеем соорудить что-нибудь для Колобка.
Но их надежды почти не оправдались. Ольшанский был
высокомерно-корректен, злобных выпадов не допускал, но на том, что удалось от
него узнать, выстроить более или менее приличный отчет для начальника они не
смогли.
