– Я сойду с ума, – заявляла мама, врываясь домой,
швыряя на пол сумку и плюхаясь на диван прямо в пальто. – Я больше не в
состоянии это терпеть. Они хотят сжить меня со свету за эту рецензию. Все
считают Лебедева светилом и королем сцены, в рот ему смотрят, задницу лизать
готовы, а я, видите ли, посмела написать, что мизансцена во втором акте «Мещан»
выстроена неудачно. Нет, я ничего не говорю, Лебедев – великий режиссер, но это
не означает, что у него не может быть промахов и ошибок. А я на то и критик,
чтобы их замечать. Но слышал бы ты, как на меня сегодня орал заведующий
редакцией! Просто смешал меня с грязью. Жить не хочется.
На этом месте мама обычно переводила дух и оглядывалась по
сторонам. И как в любом нормальном доме, если только в нем не живет сумасшедшая
чистюля, на глаза ей попадался какой-нибудь «непорядок». Иногда это бывало
что-то «серьезное», вроде пыли на полированной поверхности мебели, а иногда
мелочь какая-нибудь, наподобие взятой с полки и брошенной на диване книги.
Масштаб «непорядка» роли не играл, ибо важен был повод, изначальный толчок для
перевода злости с отсутствующего в данном месте завредакцией на имеющийся в
наличии контингент.
– Господи! – принималась она стонать. – Я
столько нервов трачу на этой проклятой работе и в результате даже дома не могу
расслабиться. Я вынуждена хватать тряпку и начинать убирать за вами. Двое
взрослых мужиков – и не можете поддерживать элементарный порядок. Ну почему все
должна делать я, почему вы всю домашнюю работу спихнули на меня, я и обед, я и
стирка, я и уборка, и, между прочим, я еще и деньги вам зарабатывай.
– Успокойся, милая, – обычно отвечал отец, –
ложись отдыхай, ты устала, сейчас мы с Вадиком все уберем, все приведем в
порядок, не сердись.
Вадик всегда удивлялся, почему отец не закричит на маму, не
скажет ей, что, между прочим, тоже работает, и не меньше ее, и денег
зарабатывает гораздо больше, а в квартире достаточно чисто, потому что они не
далее как вчера все пропылесосили.
Мать заводилась все больше, предъявляя мужу и сыну все новые
претензии. Убедившись в бесплодности своих попыток вызвать ответную реакцию,
начинала рыдать, потом уходила на кухню, закрывала за собой дверь и ни в какие
разговоры не вступала. Через какое-то время она снова становилась веселой и
ласковой, словно ничего и не произошло.
– Папа, почему ты не скажешь маме, что ты тоже
работаешь и тоже приносишь зарплату? – спрашивал мальчик.
– Потому, сынок, что это бессмысленно и никому не
нужно, – туманно объяснял отец. – Ты же не думаешь, что мама не знает
об этом, правда? Конечно же, она прекрасно знает, что я работаю, что работа у
меня тяжелая и опасная, поэтому и зарплата у меня большая.
– Тогда почему она тебя упрекает? Она же все
знает, – недоумевал Вадик.
– Это сложно объяснить, но я постараюсь, ведь ты уже
достаточно взрослый, чтобы понять. Она не меня упрекает, сынок, она злится на
своего начальника и на своих врагов, но, поскольку она их боится и не может на
них кричать, она кричит на нас с тобой. Это потому, что она нас с тобой любит,
нам она доверяет и нас не боится. А своим врагам она не доверяет, она их
побаивается, поэтому не может открыто показывать им свою злость. Понимаешь?
– Выходит, она устраивает сцены потому, что любит нас?
– Конечно.
– А почему тогда ты никогда на меня не кричишь? Ты меня
не любишь?
– Ох, сынок, да что ты такое говоришь! – улыбался
отец. – Ты – мой самый любимый человек на свете. Но я – мужчина, а мама –
женщина. Женщины не такие, как мужчины, они устроены совсем по-другому, они и
мыслят по-другому, и чувствуют. Никогда не пытайся понять женщин, сынок, это
занятие бесполезное. Нам, мужчинам, понять их не дано. К ним надо просто
приспособиться, вот как я к маме.
Годам к пятнадцати у Вадика Бойцова сложилось твердое
убеждение, что отец был прав. Женщины устроены не так, как мужчины, и относится
это не только к области физиологии. С ними невозможно иметь дело, потому что
они непредсказуемы, непрогнозируемы, алогичны, они постоянно нарушают правила
игры, причем как раз те правила, которые сами же и устанавливают. Говорят: «Не
забудь, ровно в восемь», – и не приходят вообще или опаздывают часа на
два. Говорят, что хотят пойти в кино на фильм с Аленом Делоном, а когда им
приносишь билеты, швыряют их тебе в лицо и фыркают: «Да сто лет мне нужен этот
старый педераст!» Никогда не дают списывать у себя, но постоянно ноют, что не
могут решить задачку, и просят помочь (подразумевается, дать списать).
Вадик пришел к выводу, что нужно стараться не иметь дела с
женщинами. За исключением одного, но необходимого момента. Он долго не мог для
себя решить, как сочетать нежелание связываться с дамами и желание близости с
ними. Пока он мучительно продумывал собственную схему жизнеустройства, все
решилось само собой.
Вадик был красивым парнем. Даже очень красивым. Природа,
словно в насмешку, наградила его умением смотреть так ласково и проникновенно,
что девицы теряли голову от одного его взгляда. Точно так же ласково и
проникновенно умел он и прикасаться к женским рукам, волосам, плечам. Сам того
не желая, он сводил их с ума. А уж если добавить к этому ясные глаза, красиво
очерченные скулы, прямые брови и подбородок с ямочкой, то картина получалась
весьма впечатляющей. На семнадцатилетнего десятиклассника Бойцова положила глаз
старшая сестра его соученика, которой было в ту пору аж двадцать три года.
Недостатка в партнерах у нее, судя по всему, никогда не было, но она захотела
Вадика. И она его получила.
Процесс соблазнения малолетки прошел быстро и без особых
сбоев. Сначала парень просто не понял, чего Анна добивается, и расценивал ее
неприкрытый интерес к себе как обыкновенную вежливость и доброжелательность.
Наконец Анна сообразила, что Вадик сам никогда за девушками не ухаживал,
практических навыков в тонком деле флирта не имеет, поэтому не в состоянии
отличить искреннее дружелюбие от сексуального интереса. Она пошла напролом,
умышленно создав ситуацию, в которой любой нормальный мужик должен был
возбудиться. Ну, Вадик Бойцов, конечно же, и возбудился.
Это был его первый опыт, и о том, что и как нужно делать, он
знал только из рассказов приятелей и сальных анекдотов. Беда вся была в том,
что рассказы приятелей тоже не имели под собой реальной практической почвы,
являясь пересказом услышанных краем уха баек, сдобренных плодами юношеских
эротических фантазий. Подростковый сексуальный фольклор культивировал силу и
выносливость. Поэтому когда Вадику удалось «отработать» на своей партнерше
целых пятнадцать минут, он был страшно горд и доволен собой. Особенно учитывая
предостережения приятелей о том, что в первый раз все кончается до неловкости
быстро, и женщины обычно бывают неудовлетворены. С ним такого не случилось, он
не опозорился.
– Ну как? – самодовольно спросил он Анну на
шестнадцатой минуте. – Хорошо?
То, что произошло дальше, оказалось для него полной
неожиданностью. Анна спихнула его с себя, натянула одеяло, прикрыв наготу, и
заорала:
