– Почему я даже в выходной день не могу побыть в тишине
и покое! – кричал он. – Раз уж завтра ты вынуждаешь меня целый день
общаться с этими ублюдками, то я немедленно уезжаю на озеро. Мне нужен покой и
одиночество, иначе я не могу работать, я двадцать лет твержу тебе это, а ты
постоянно подсовываешь мне всяких дегенератов, с которыми я должен
разговаривать. Оставь меня в покое хотя бы сегодня! Алмаз, поехали на озеро!
Он выскочил из дома, хлопнув дверью, вывел машину из гаража
и с ревом умчался. Ведя автомобиль по Минскому шоссе, он еще раз перебирал в
памяти всю последовательность предстоящих сегодня действий. На заднем сиденье
лежал его «дипломат» с дискетой и маленькая коробочка с завернутой в вату
ампулой. Кажется, он все предусмотрел, больше ему ничего не понадобится. Да,
чуть не забыл. Ключи. Ключи от квартиры Шитовой. Они будут нужны ему на тот
случай, если ее не окажется дома. Он все продумал, все варианты просчитал. Если
она дома – один сценарий, если ее нет – другой, но результат будет один и тот
же: Надежда Шитова умрет от цианида, так и не успев понять, что ошиблась при
опознании. И в смерти ее обвинят Гену Лысакова, улики будут – ого-го! От таких
не отопрешься. Хорошо, что он, убив Галактионова, прихватил с собой его
комплект ключей, среди которых были и ключи от квартиры Шитовой. Он тут же
отнес их в «Металлоремонт» и сделал дубликаты, буквально за сорок минут ему их
изготовили. В тот же день вечером он тихонько открыл дверь той квартиры и
положил ключи Галактионова на место – на столик в прихожей, где он их и взял
несколько часов назад. Ключи непременно надо было вернуть на тот случай, если
бы ему неслыханно повезло и смерть Александра приняли бы за самоубийство. В
этом случае отсутствие ключей могло бы помешать удачному развитию событий. Он и
ампулу с неиспользованным цианидом не стал уносить с собой, оставил рядом с
покойником, предварительно протерев и прижав несколько раз к еще теплым пальцам
мертвеца. Отыщется свидетель, который скажет, что Галактионов просил его
достать синильную кислоту. Сам просил, сам и отравился. Вот он, яд, на столике,
никуда не делся. И вот они, ключи. Картинка могла бы получиться – загляденье.
Что-то, видно, не связалось, хотя задумано было хорошо. Интересно, что же он
проглядел, забыл, не предусмотрел, почему менты догадались, что Галактионова
убили?
Въехав в город, он кратчайшей дорогой направился к улице, на
которой жил Геннадий Лысаков. Остановив машину недалеко от подъезда, он
несколько минут посидел в машине, собираясь с мыслями, еще и еще раз мысленно
проигрывая всю задуманную комбинацию, вспоминая нужные слова и действия.
Наконец решительно вышел из машины. Алмаз, которому было обещано «на озеро»,
почувствовал, что его обманули, привезли не на озеро, а обратно в город. Здесь
пахло совсем по-другому, и звуки были совсем другие, не такие, как у лесного
озера. Всю дорогу он лежал на заднем сиденье, ему даже не нужно было поднимать
голову и смотреть в окно, чтобы понять, что хозяин его обманул. Пес обиженно
сопел, уткнувшись мордой в лапы, и даже не сделал попытки выйти из машины вслед
за горячо любимым хозяином.
Поднявшись к квартире Лысакова, он решительно надавил кнопку
звонка. Дверь открылась почти сразу.
– Здравствуйте, – растерянно произнес Геннадий
Иванович.
Вид у него был не самый лучший. Несмотря на чисто выбритые
щеки, выглаженные брюки и свежую рубашку (видно, ждал, что в любую минуту его
могут вызвать к следователю или прокурору), он выглядел осунувшимся,
измученным, раздавленным. Он выглядел в точности так, как должен выглядеть
человек, который не понимает, что происходит и в чем его обвиняют, но который
уже успел понять, что доказывать свою невиновность бесполезно и остается
надеяться только на чудо.
– Здравствуйте, Геннадий Иванович, – он постарался
вложить в свои слова как можно больше приветливости и радушия. – Я
позвонил на Петровку, мне сказали, что я могу вас навестить, это не запрещено.
– Проходите, пожалуйста, – пробормотал
Лысаков. – Мне очень приятно, что вы… Что вы…
Голос его дрогнул, и он запнулся.
– Геннадий Иванович, я уверен, что произошло какое-то
чудовищное недоразумение, но я надеюсь, что в самое ближайшее время все встанет
на свои места и милиционеры будут перед вами извиняться. А пока давайте вообще
не будем касаться этой неприятной темы. Я пришел к вам по делам службы, ну вот
как будто вы на больничном или в отпуске, а институтские дела требуют
неотложного решения. Договорились?
– Конечно, конечно, – закивал Лысаков с видимым
облегчением.
Он провел гостя в большую светлую комнату, обставленную
удобной мягкой мебелью. В углу у окна стоял письменный стол с компьютером и
принтером.
– Чем вас угостить? – спросил Лысаков. – Чай,
кофе? Может быть, хотите что-нибудь выпить?
– Вот выпил я бы с удовольствием, – кивнул
он. – Но только если вы составите мне компанию.
– Я не могу. Это одно из условий, при которых меня
оставили дома, а не заперли в кутузку.
– Понимаю, – очень серьезно ответил он. –
Тогда кофе. Вы поставьте чайник, пока он греется, мы с вами решим кое-какие
производственные вопросы.
Лысаков вышел на кухню, а гость тем временем достал из
«дипломата» тонкую пластиковую папочку с бумагами и дискету. Папочку он положил
перед собой на стол, а дискету сунул в карман.
– Геннадий Иванович, вы член комиссии по уничтожению
секретных документов, – начал он, когда Лысаков вернулся в комнату. –
Мы вчера как раз провели очередное списание, кинулись акт подписывать – а вас
уже и нет. Вот, я привез акт, все члены комиссии уже расписались, остались
только вы.
Лысаков молча поставил свою подпись, даже не читая акт.
– Дальше. Мы в этом году припозднились с приказом о
премиях всем нашим женщинам к 8 марта. Только сегодня утром стали делать
приказ, а на нем нужны визы всех профгрупоргов. Без вашей визы финансисты
приказ не берут, вас же никто еще не переизбирал. Ну, впрочем, я надеюсь, что и
необходимости такой не будет, – добавил он. – Вот, завизируйте,
пожалуйста.
Лысаков и этот документ подписал, не читая. По его лицу было
видно, что он плохо понимает слова гостя да и вникать не хочет, не до того ему.
– Спасибо. Теперь, Геннадий Иванович, давайте займемся
рецензиями. У вас на рецензировании находятся две работы, верно?
– Да. Я написал рецензии, они лежат у меня на столе в
кабинете, только на машинку отдать не успел. Вчера собирался, да вот…
– Не волнуйтесь, Геннадий Иванович, мы рецензии нашли,
и ваша лаборантка Леночка их уже напечатала, я даже собирался прихватить их с
собой, чтобы вы их подписали. Собственно, одну-то я вам привез на подпись, а
вот со второй вышла заминка. Представьте себе, в последний момент звонит автор.
Леночка, добрая душа, читает ему рецензию по телефону, и он начинает ее
умолять, чтобы она в одном месте фразу чуть-чуть поправила. Ему показалось,
видите ли, что ваше замечание сформулировано в очень резкой форме. Леночка,
конечно, на себя ответственность не взяла, сказала, что вы болеете и что она
спросит вашего разрешения изменить редакцию. Вот, Геннадий Иванович, ваш
черновик, а вот здесь, видите, Леночка карандашом написала так, как ее просил
автор. Если вы даете свое разрешение, она после праздника сразу же перепечатает
отзыв.
