Они свернули за угол и снова оказались перед тем самым
сквером. Вадим не успел опомниться, как перед ними выросла внушительная группа
молодых парней, настроенных весьма и весьма решительно.
– Отойди, – только и успел он сказать Любе, сунув
руку за пазуху, где в наплечной кобуре висел пистолет. Но достать оружие он не
смог: подскочившие сзади два амбала крепко держали его за руки.
– С нашими девочками, значит, гуляешь, – угрожающе
протянул уже знакомый ему громила – бывший одноклассник Любы.
– Жора, перестань! – крикнула Люба. – Как
тебе не стыдно. Прекрати!
– Цыц, прошмондовка, тебе слова не давали. Вот сейчас хахалю
твоему яйца поотрываю, как лепестки у ромашки, а потом и тебе разрешу рот
открыть, – он гадко заржал. Вслед за ним над грязной шуткой начали
хихикать и его соплеменники.
Вадима швырнули на землю и резко ударили ногой в живот. Он
сумел увернуться, чтобы смягчить силу удара, и быстро вскочил на ноги. Но драка
с десятком пьяных разъяренных мужиков совсем не походила на классический
тренировочный бой в спортзале. В темноте и на небольшом пятачке, окруженном
деревьями и кустами, у Вадима не было возможности для маневра. Совершая
очередной прыжок вправо, он больно ударился плечом о дерево и застонал. Кто-то
из нападавших не удержал равновесия и свалился прямо Вадиму под ноги, увлекая
его за собой на землю. После этого падения он уже не поднялся. Ему только удалось
из последних сил сгруппироваться, чтобы защитить от жестоких ударов жизненно
важные органы. Последнего удара, нанесенного массивным камнем по незащищенному
затылку, он даже не почувствовал. Просто только что он был жив и слышал, как
отчаянно и жутко кричит Люба, и ему было очень больно. А в следующую секунду он
уже ничего не слышал и боли не чувствовал. Он умер.
7
Наступила полночь. Вадим должен был приехать час назад.
Почему он до сих пор не приехал? Передумал? Или с ним что-то случилось?
Как же она устала! Ей казалось, что тело намертво прилипло к
стулу, и нет такой силы, которая сможет поднять ее и заставить куда-то идти.
Она так устала, что у нее даже не было сил спать. Неужели она стареет? Тоже
мне, героиня-любовница, замуж собралась на старости лет.
То ли дело Миша Доценко – столько сил потратил на то, чтобы
расшевелить память Шитовой, с таким трудом добился от нее уверенного указания
на одного из пяти подозреваемых, который «точно не он». Потом, после мнимого
ареста Лысакова, сидел тихонечко, как мышка, у него дома, оберегал, охранял.
Когда распределялись, кому где сидеть в засаде, кому идти к Лысакову, кому – к
Шитовой, ни словом не обмолвился, ни единым жестом, ни взглядом не дал понять,
что предпочел бы охранять Надежду, а не Геннадия Ивановича. И не потому вовсе,
что влюбился по уши и минуты прожить не может без своей ненаглядной Надюши, а
потому, что в таких ситуациях всегда надеешься больше всего на себя, а не на
других. Когда человек тебе небезразличен, начинает казаться, что никто, кроме
тебя самого, не сможет его защитить и уберечь от беды. А если получается так,
что охранять его доверяют все-таки не тебе, и ты, зная, что дорогому твоему
человеку грозит опасность, вынужден находиться на расстоянии от него, вот
тут-то и начинается та самая адова мука, которую не у всякого достанет сил
вынести. Каждую минуту, каждую секунду воображение рисует тебе картины одну
страшнее другой, и ты с ума сходишь от неизвестности, от невозможности вот
прямо сейчас, немедленно узнать, все ли в порядке, не нужна ли помощь. Но Миша
выдержал, у него достало сил просидеть сутки в квартире Лысакова и ни разу не
позвонить Шитовой, потому что таково было указание Гордеева. Кто знает, сколько
седых волос появилось за эти сутки в его черной густой шевелюре? Однако сразу
же после задержания Бороздина он поблагодарил Лысакова за помощь и
гостеприимство и помчался к Надежде. И откуда только силы берутся? Что ж,
двадцать семь лет, молодость…
Ее размышления прервал звонок внутреннего телефона.
– Товарищ майор, вы просили позвонить, когда подъедет
Бойцов Вадим Сергеевич.
– Да-да, – обрадовалась Настя. Наконец-то! –
Он приехал?
– Нет. Но в дежурную часть только что поступило
сообщение об обнаружении трупа мужчины около тридцати лет. При нем документы на
имя Бойцова Вадима Сергеевича. Группа сейчас выезжает. Поедете с ними?
– Да. Сейчас спущусь.
Она плохо помнила, как спустилась вниз и села в машину, как
ехала из центра Москвы на окраину, в Восточный округ. Очнулась она только
тогда, когда увидела залитый светом переносных прожекторов сквер, и в этом
мертвенном искусственном свете – Вадима с проломленным черепом.
Судебно-медицинский эксперт Айрумян, с трудом вытащив из машины свое грузное
тело, кряхтя, склонился над трупом. Где-то вдалеке, Насте казалось, за
много-много километров отсюда, билась в истерике совсем молоденькая девушка в
длинном бирюзовом пальто, около нее суетились две женщины постарше. Рядом с
собой она с удивлением увидела участкового, того самого, с которым совсем
недавно разговаривала о криминальной ситуации в Восточном округе. Он тоже ее
узнал и приветливо кивнул.
– Вот видите? – сказал он, делая выразительный
жест рукой. – Вот об этом я вам и говорил. Чего они не поделили? Чего
привязались к этому парню? Чем он им помешал? Хоть бы деньги у него забрали,
часы там, сумку, что ли. Тогда бы хоть понятно было – убийство из корыстных
побуждений. Мерзость, но понятная мерзость. А тут? Свидетельница, Люба
Веденеева, сказала, что зачинщиком был парень, с которым она когда-то в одном
классе училась. Имя его назвала. Мы их за полчаса всех выловили, сейчас в
камере отсыпаются. Вы думаете, они смогут членораздельно объяснить, за что они
этого Бойцова убили? Нет. Так и пойдут в зону, ничего не поняв и не объяснив. И
что с людьми происходит? Откуда в них столько злобы?
Настя развернулась и медленно, едва передвигая ноги,
поплелась обратно в микроавтобус. Забравшись на заднее сиденье, она согнулась
пополам, словно ее скрутила внезапная боль в животе, и уткнулась лицом в
ладони. Ее трясло. От усталости. От нервного напряжения. От ненависти к
Бороздину и Томилину. От горя. И от сумасшедшей, разрывающей душу жалости к
людям, живущим в этом аду и не знающим, что происходит с их детьми, с их
близкими и с ними самими.
Она не станет ждать четверга. Она возьмет с собой Лешу,
который хорошо разбирается в физике, и завтра, нет, уже сегодня прямо с утра
поедет к этому жирному ублюдку Томилину. Поедет к нему домой, если он не
захочет разговаривать с ней в официальном месте. Она вцепится в него мертвой
хваткой и не отстанет, пока он не вызовет директора Института и они не снимут
эту проклятую антенну. Наплевать, что это нерабочий день. Наплевать, что это
Международный женский день. Она заставит их сделать это.
А с Мерхановым пусть разбираются контрразведчики. Это не ее
дело. Ее дело – раскрыть убийство Галактионова и кражу уголовных дел у
следователя Бакланова. Эти преступления она раскрыла. И еще ее дело –
уничтожить антенну на крыше Института. Защитить несчастных, ни в чем не
виноватых людей, которым не повезло жить в Восточном округе. Разделаться с
Томилиным, невежественным и наглым карьеристом. Вычислить всех, кто, кроме
Бороздина и покойного Войтовича, работал над прибором. Кого-то из них наверняка
знал Бойцов, но теперь он уже ничего не скажет. Что ж, она и сама справится.
Миша Доценко и Юра Коротков помогут. Вот только чуть-чуть отдохнуть, хотя бы
капельку сил набраться. Только бы исчез ком, стоящий в горле, мешающий дышать и
глотать, только бы прошел озноб, и еще поспать бы несколько часов.
