— Я не понимаю, как получилось, что все вдруг слетело с катушек. То есть жизнь ведь должна идти дальше? Ну, в смысле… двигаться вперед. Что бы не случилось… Она… не должна. А вы ее отматываете. Ты и папа. Папа вообще стал как зомби. Абсолютно не в себе. Я уже подумываю о психоаналитиках. Слышала, есть одна женщина…
Элейн мгновенно вздрогнула:
— Нет. Ни в коем случае.
И она свирепо смотрит на Полли, которая, отодвинув от себя тарелку с недоеденным обедом, умудряется принять вид одновременно мученический и протестующий.
Элейн понимает, что чувствует себя виноватой, и уже довольно давно. Виноватой перед Ником. Как такое возможно? Это он должен чувствовать себя виноватым перед ней, но отчего-то они поменялись ролями. И теперь Ник становится жертвой обстоятельств, Нику нужны помощь и поддержка. А она, неумолимая и недобрая, повела себя неразумно.
Она вопрошает:
— Можно подумать, я развела это на пустом месте?
— Ой, мам… конечно, не на пустом. Но посмотри на себя… Честно, мам, выглядишь ты ужасно. Я же вижу — ты на себя не похожа: дергаешься, мешки под глазами.
Неужели так и есть? Элейн стала замечать, что Соня как-то странно на нее поглядывает. Да и Пэм недавно участливо предложила взять на себя еще кое-какую работу. Неужели она и вправду так сдала? Неужели всем это видно?
Воцаряется молчание.
— Ну ладно, — говорит Полли. — Хватит. Умолкаю. — Она тянется за своей тарелкой и снова принимается за еду. — А вкусно. Можно я возьму с собой пучок этого твоего салата — для нас с папой?
Кэт
Оливер ловит себя на том, что думает о мужчинах Кэт. Тех, что иногда приходили с ней в дом Элейн. Разумеется, он почти их не помнит, кого-то помнит в лицо, но не припоминает по имени, а иных и в лицо помнит смутно. Их было не так много — четверо, пятеро, а может быть, шестеро. Двоих он вообще видел всего один раз; остальных, более настойчивых, запомнил лучше. Совсем разные — высокие и не очень, молодые и постарше, — но общим знаменателем, как припоминает Оливер, являлся торжествующий вид. Они походили на счастливых обладателей некоего приза, победителей соревнования, в котором он, Оливер, участия не принимал. Оливер знал, что такие, как он, не могут надеяться на благосклонность женщины с наружностью Кэт. Ее кавалеры были куда симпатичнее, увереннее в себе и целеустремленней. И их нынешней целью являлась Кэт. Они обращались с ней легко и непринужденно, и не без самодовольства — принимая общество подобной женщины как должное, нечто, положенное им по статусу.
Актер, чье имя тогда показалось ему смутно знакомым, с амплуа очаровательного жулика, а также некий обладатель изысканных манер и «БМВ» с откидным верхом. Оба приходили не один раз. И, вспоминая об этих мужчинах и о том, как постепенно они уходили в небытие, он вдруг оказывается в саду Элейн в компании Кэт, занятый сбором упавших с яблонь плодов. В тот раз она пришла одна, без кавалера. Вокруг снует Полли, деловито помогая управляться с яблоками. Она подбегает к ним, нагруженная добычей: «Смотрите, сколько я собрала!» — «Умница! — говорит Кэт. — Клади в корзинку».
«А где Майк? — спрашивает Полли. — Он обещал покатать меня на своей машине без крыши».
А Кэт отвечает. «Майк больше не придет». Походя, обозревая только что поднятое с земли яблоко. Полли делает недовольную гримасу и снова отправляется на поиски яблок.
Кэт оборачивается к Оливеру. Неужели у него был заинтересованный вид? А может, удивленный или сочувственный? Она улыбается: «Все в порядке, Олли, мое сердце не разбито. Он тебе нравился?»
И застигнутый врасплох Оливер что-то уклончиво бурчит, иначе он мог бы ответить, что все они дураки — не знают, что потеряли.
Кэт вздыхает. Вытирает яблоко о рукав и откусывает от него — он видит, как ее белые зубы впиваются в блестящий красный бок. «Главное — отойти в сторону, пока не поздно». То ли она говорит с ним, то ли просто себе под нос — неясно. И вид у нее странный — озабоченный и как будто потерянный.
— Слишком поздно? — переспрашивает он, чтобы убедиться, что расслышал все верно.
И она улыбается, становясь знакомой, неунывающей Кэт. «Пока они не передумали. У тебя есть подружка, Олли?»
А что ответил Оливер? О, ясно что. Буркнул что-нибудь себе под нос, Кэт посмеялась и поддразнила его, а потом, прихватив с собой Полли и корзинку с яблоками, они отправились домой обедать, или пить чай, или ужинать.
Во всяком случае, сейчас он уже смутно помнит, что из этой сцены происходило на самом деле, а что он присочинил сам. Он видит Кэт и маленькую Полли, которые возятся в высокой траве, и любуется игрой света на бочке румяного, без царапин и вмятин, яблока. Выхватывает обрывки фраз: «Мое сердце не разбито… Главное — отойти в сторону… Пока они не передумали». Насчет прочего он не уверен — может, так и было, может, он путает сказанное тогда со сказанным ранее или позднее, а воображение подсказало остальное. Достаточно и того, что он был там тогда с Кэт и все случилось именно так — или очень похоже.
Полли не помнит тот день, когда они собирали яблоки. Он так и остался погребенным под грузом детских воспоминаний о тех днях, когда она была лишь парой глаз и ушей — слушала, смотрела и запоминала. Запоминала Кэт — она помнит ее разной. По мере того как росла сама Полли, Кэт становилась меньше ростом, и вот они уже сровнялись. И теперь Кэт стала чем-то вроде старшей сестры.
Когда-то Полли хотела, чтобы Кэт стала для нее больше, чем тетей. Она хотела, чтобы Кэт была ее матерью. Нет, это вовсе не означало, что она отказывалась от Элейн, просто желала, чтобы Кэт всегда была рядом — внимательная и близкая, как мама. Это она помнит отчетливо, как и чувство вины; она знала, что не должна никому говорить об этом, а Элейн — особенно.
Теперь Полли смотрит на все это взрослыми глазами. Она обожала Кэт и, естественно, хотела видеть ее чаще. Но уже лет в шесть — семь? — лет стала настолько взрослой, чтобы понять, что в этом ее желании привкус измены: мать может быть только одна, и ее надо любить больше всех на свете.
Я и любила, думает она. А что мне еще оставалось?
Да и не было в Кэт ничего такого… материнского. Разве можно представить, чтобы Кэт катила коляску, раскладывала по тарелкам семейный обед или ждала у ворот школы, а Элейн проделывала это между прочим и еще и работала! Полли понимает это и отдает матери должное.
Однажды Полли и Кэт сидели в комнате студенческого общежития и пили кофе — Полли тогда училась в колледже. Кэт приехала навестить племянницу. Полли хвасталась красавицей теткой, провела ее по кампусу, и теперь они устроили откровенный междусобойчик, которые так любила Полли. Она принимается расспрашивать тетю, что та думает о ее друзьях. Студенческая жизнь захватила ее с головой. Но она работает — работает как вол, решительно заявляет Полли. Уже тогда у нее имеются цели, она знает, к чему стремиться. Может быть, она пойдет в бизнес, станет финансистом, устроится куда-нибудь в Сити. А может, подастся в журналистику. Про веб-дизайн тогда речи не шло, хотя Полли уже в колледже стремительно осваивала новые технологии.
