Маняша боялась, что ей попадет на работе. Но напрасно ждала она вызова «на ковер» к начальству. Величественная директриса прошла, обозначив встречу легким кивком. Никакой реакции не наблюдалось в ее беглом равнодушном взгляде на вопросительное, виноватое Маняшино лицо. Старшая библиотекарша была, как всегда, бесстрастна, значит, не засекла прогула. Маняша неожиданно обиделась: невидимка она, что ли?
В обед решила пройтись, зашла во двор соседнего дома. Посидела на скамейке, следя за детьми у качелей.
— Тетя, ты чья? — подошел к ней храбрый розовощекий малыш в яркой, до рези в глазах, оранжево-желтой куртке.
— Ничья, — призналась Маняша.
— Почему здесь сидишь?
— Отдыхаю…
— А-а, — вежливо кивнул мальчик. Согнул правой рукой большой палец левой руки к внутренней стороне запястья, показал Маняше: — Смотри! Так умеешь?
Она попробовала. Выяснилось, что не умеет. Мальчик снисходительно заметил:
— Моя мама сразу научилась.
— Я не могу…
— Ничего страшного, — утешил великодушный малыш. За какие-то пять минут он рассказал содержание нового мультфильма и о друзьях в детском саду, где сейчас карантин. Сообщил, что мама делает такие волосы, как у Маняши, «в пакермахерской». Исчерпав темы, повертелся рядом и убежал.
Маняша проводила словоохотливого мальчишку глазами. Пламенная куртка смешалась с остальными, такими же колоритными. Разноцветные пятна менялись местами со скоростью калейдоскопических картинок. Дети играли во что-то быстрое.
Шла машина грузовая,
Задавила Николая.
Николай кричит: «Ура!
Позовите доктора!»
Доктор едет на бутылке
Прямо немцу по затылке…
Маняшу поразило, что считалки остались те же, из ее детства. Дворовый фольклор был жив, хотя вряд ли кто-нибудь из этих ребят смог бы дать исчерпывающий ответ, почему именно немцу, а не кому-то другому досталось «по затылке».
Когда Маняша удалялась со двора, «ее» малыш крикнул:
— До свидания! — и лихо скатился по металлической горке.
К крыльцу библиотеки подъехала машина, точно вызванная детской считалкой. Правда, не грузовая, какой-то навороченный джип. Из урчащих бархатных его недр вынырнула директриса в приподнятом послеобеденном настроении и любезно улыбнулась шоферу.
Маняша поняла, что надо спешить, ковать железо судьбы, пока горячо. Пока еще стойко решение, на которое она вдруг сиюминутно отважилась.
Во взоре начальницы сквозило всегдашнее пренебрежение. Но, пройдясь глазами по строчкам заявления с просьбой о внеплановом отпуске, директриса все-таки поинтересовалась:
— По семейным обстоятельствам?
— Да, по семейным, — забормотала Маняша, опустив светлые ресницы и густо алея щеками. — Тетя у меня заболела, слегла…
«Краснеет, будто влюбилась, — подумала директриса с досадой, не догадываясь, как недалека от истины. — Просто Маняша! Тетка, говорят, узурпатор еще тот… Ладно, покуда осень и все на местах, отсутствие одной сотрудницы непогоды в отделе не сделает. А летом она у меня как миленькая отработает в отпускной пик».
— Хорошо, — произнесла сухо, подписывая заявление. — Идите, поднимайте вашу болезную родственницу на ноги, — и смягчилась, бросив на блаженную Маняшу сочувственный взгляд: — Попросите в бухгалтерии, чтобы аванс выписали. Скажете, что я распорядилась.
Получив большие деньги — зарплату за прошлый месяц и отпускной аванс, Маняша чуток посидела в своем отделе для приличия и потихоньку сбежала. Понеслась прямиком в магазин верхней одежды. Обыкновенный, не великанский. Купила давно приглянувшееся ей приталенное пальто твердого драпа, голубое, с синим, мелким, как ворс, крапчатым рисунком. Дома переоделась в любимое платье, спрятанное от тети Киры за шкафом. Платье было летнее, шелковое, в красных цветочках по темно-зеленому полю, с полосой светлых полотняных кружев у воротника и на рукавах по локоть. Оно удивительно шло к Маняшиному лицу, делая его свежее и как-то даже задорнее. К пальто Маняша подобрала оставшийся от матери молочно-белый воздушный шарф и прошлогоднюю фетровую шляпку тети Киры цвета приглушенного осеннего неба, кокетливо присборенную сбоку.
Зеркало ли польстило, или просто совпали настроение и одежда, — отражение изменилось до неузнаваемости. До Маняши вдруг дошло, что, пусть не красавица, она вполне comme il faut. Правда, можно было с уверенностью сказать, что тетка пришла бы от теперешнего вида племянницы в шок и ужас, но Маняша не располагала временем страдать по этому поводу. Быстренько побросала в сумку кое-какие вещички, сгребла с дивана злобно фыркнувшую Мучачу и еще раз глянула в зеркало. Тревожно и бесшабашно улыбнулась себе — ну, ни пуха! Сама же бодро ответила: к черту! — и, чтобы закрепить везение, плюнула через левое плечо…
— Далеко собралась-то? — подозрительно оглядывая Маняшу, перебила соседка ее сумбурную просьбу о временном приюте кошки.
— Далеко, — подтвердила Маняша. Мучительно покраснела и соврала: — В командировку послали на полторы недели. На повышение квалификации… Мучача будет хорошо себя вести, она только дома привередничает, с чужими вежливая. Возьмите, пожалуйста, некуда кошку девать, прямо беда. На еду я оставлю, за догляд отдельно тоже…
Соседка перевела задумчивый взгляд с кошки на протянутые деньги, и глаза ее загорелись.
— Ну что-о, пожалуй, не так долго, — протянула, колеблясь, но уже прикидывая, на что потратиться.
— Ой, спасибо! Вы не представляете, как меня выручили!
Маняша поторопилась всучить кошку с деньгами, пока соседка не передумала. На бегу, с подкатившей волной вины, прокричала:
— Мучача сухого корма не любит, ей бы рыбку да молочка!
В автовокзале бомжа не было. Маняша измерила здание шагами вдоль и поперек, даже у мужского туалета постояла, — изучала якобы вывешенное неподалеку маршрутное расписание. Напрасно всматривалась в людские толпы, то выбегая на крыльцо, то таясь в зале ожидания, и вдруг поняла, что позавчера бомж, может быть, появился на вокзале случайно. Кто знает, в каких присутственных и, наоборот, скрытых от глаз местах носит человека, ни к чему не привязанного, вольного убивать время, где и как придется. Но теперь получалось, что и Маняше, отлучившей себя от дома, идти некуда. Не одной же переться на дачу. Что там делать одной?.. Она уселась на вчерашнюю скамейку.
Поздно вечером все Маняшины надежды потухли и скисли. Уныло плетясь к выходу, она раскидывала умом, как бы ей снова половчее соврать соседке, что командировка сорвалась, и воротить обратно отданные на Мучачины нужды деньги. В том, что саму Мучачу вернут без проблем, Маняша не сомневалась.
У дверей она столкнулась с двумя сильно траченными годами и жизнью личностями. Один, с висячими бульдожьими брылями и лисьими глазками, был одет в новую кожаную куртку с чужого плеча, но из дыр его ветхих штанов высовывались сизые, как баклажаны, колени. На физиономии второго топорщились пересеченные основными частями лица кустики терновых колючек, свисающие с подбородка пыльной метлой. Многонедельные заросли, если приглядеться, не сумели спрятать под собой остатки былой интеллигентности.
